темное небо; девочка не верила, что можно вдруг взять и перевернуть мир, показав его так, будто все бывшее раньше не имеет значения.

– Определенно ты… – начал было Куни.

– Бред! – Рути даже не заметил, что перебил императора, или же в сердцах не придал этому значения. – Упразднить логограммы классического ано – это все равно что упразднить грамотность!

– Это неправда. Ребенку требуется всего лишь месяц, чтобы выучить буквы зиндари и начать складывать их на родном языке. Тем не менее мы считаем использование одних лишь букв зиндари неприемлемым и тратим годы учебы, чтобы зазубрить мудреные слова философов ано, и перелицовываем свои мысли по их лекалам. Школы, где обучение построено вокруг логограмм, могут посещать лишь те, кому нет нужды жить плодами собственного труда. Доводы, имеющие ценность в такой системе, являются окаменевшими, безжизненными, ориентированными на прошлое. Если мы отбросим нужду в логограммах ано и станем записывать мудрость нового века на понятном всем языке исключительно при помощи букв зиндари, это приведет к такому расцвету учености в Дара, что у вас появится гораздо больше возможностей найти столь нужные вам таланты. Вместо того чтобы искать жемчужины на мелководье близ причалов Хаана, вы забросите сеть глубоко и широко, через весь океан. Я вовсе не призываю к полному отказу от логограмм. Я прекрасно сознаю их достоинства, которые заключаются в красоте и литературной выразительности, в поддержании связи с минувшим, в их способности служить средством общения для людей, говорящих на разных языках, в умении образно представить картину мира, обещающую радость и уют. Но цена, которую они налагают на экзаменацию, чересчур высока. Я люблю логограммы не меньше вашего, может, даже больше, но если мы просто что-то любим, еще не означает, что надо упорно держаться за это, когда обстоятельства переменились. Пришло время оставить старые механизмы и перенастроить умы Дара.

Большой зал для приемов взорвался голосами недовольных и спорящих.

«Ничего, – подумалось Дзоми, – все не так страшно. Только бы теперь моя тайна случайно не открылась».

Глава 18

Наследник для империи

Пан, третий месяц шестого года правления Четырех Безмятежных Морей

В задней части дворца, за стеной, отделяющей залы для приемов от частных покоев императорской семьи, располагался сад.

Равный по размеру среднему крестьянскому наделу, он не считался большим по стандартам древних королей Тиро, зачастую имевших частные охотничьи угодья и морские курорты, занимавшие тысячи акров земли, но этот сад был хитро устроен и отражал вкусы императорской семьи.

Западная часть его принадлежала императрице Джиа, засадившей свой участок прекрасными цветами и полезными растениями. Все сорта хризантем и розы любых оттенков цвели в облицованных кораллом и обсидианом горшках, выставленных концентрическими кругами, которые отражали форму соответствующего цветка (на холодное время года горшки можно было без особого труда перенести в оранжерею). На зарешеченных грядках росли целебные травы из всех уголков Дара, каждый квадратик был снабжен ярлыком с названием, местом происхождения и предупреждением, если растение было ядовитым. В центре возвышался сарайчик, построенный на манер аптекарской лавочки в Кокру, как будто его перенесли сюда прямо с улиц Дзуди.

Восточная часть сада была отведена консорту Рисане, которая предпочла устроить там лабиринт из густых ухоженных зарослей кустарника, камней из глубоких озер, покрытых морщинами и отверстиями, так что они напоминали огромную губку, коралловых полипов из моря, а также прудиков со стайками цветных карпов, где солнце отражалось в безмятежной воде. Тут и там росли травы, известные своим свойством туманить мозг. Иногда консорт Рисана развлекала детей, устраивая им представление с дымом, превращая лабиринт в волшебную страну, населенную дружелюбными бессмертными существами, готовыми дать мудрый совет, а также мифическими чудовищами, которые веселили ребятишек приступами испуганного хохота.

Но лишь немногим избранным разрешалось посещать ту часть сада, которую все считали центральной, отведенную лично для императора и устроенную особенно любопытным образом.

* * *

После завершения Дворцовой экзаменации принцы и принцессы задержались в Большом зале для приемов, с интересом наблюдая, как все повелители Дара покидают зал согласно рангу и старшинству, словно исполняя некий сложный танец. Честно говоря, детьми в немалой степени руководило желание отсрочить неизбежную выволочку со стороны императрицы Джиа и учителя Рути за вмешательство в ход церемонии. Наконец и им настало время уйти, чтобы вернуться на семейную половину в задней части дворца.

Все четверо миновали охраняемую дверь в Стене Спокойствия, пересекли маленький арочный мост, который был переброшен через узкий ручей, текущий с запада на восток, и служил границей между официальной частью дворца и личными покоями, и вошли в сад.

Слева простиралось затопленное поле, которому по весне предстояло стать рисовой плантацией. Справа находились участок, отведенный под таро, и фруктовый сад, увитый виноградными лозами. Если не знать, что находишься в саду императора, легко можно было бы вообразить, что ты оказался на ферме в Кокру.

Тут был даже человек в традиционной для Кокру крестьянской одежде: белые штаны из длинных полос мешковины; соломенная шляпа с широкими полями, защищающими от солнца лицо и шею; тонкая роба с подоткнутым за пояс подолом, чтобы не мешать свободе движений. Мужчина тащил на коромысле два ведра воды, направляясь от ручья к плодовому саду.

– Ренга! – окликнул его Тиму. – Ваши покорные дети выражают вам свое уважение.

Человек в соломенной шляпе остановился, медленно, чтобы не расплескать воду, повернулся и улыбнулся детям. Это действительно был Куни Гару, император Рагин, повелитель островов Дара.

Хотя по роду занятий Фэсо и Нарэ Гару были крестьянами, они являлись собственниками земли, а не издольщиками. Когда Куни был еще маленьким, их семья перебралась в город Дзуди, а ферму сдала в аренду, чтобы поддержать деньгами другие деловые начинания. О жизни на ферме у Куни остались самые смутные воспоминания. Но когда Куни сделался императором, а особенно после смерти отца, крестьянский труд стал для него своего рода хобби, которому он самозабвенно предавался в дворцовом саду. Вероятно, таким образом ренга хотел почтить корни своей семьи, а также экономическую основу, на которой стоит весь Дара.

– Идите подсобите мне, – велел император. – Я покажу вам колосящееся таро и стручковую фасоль.

– Высокоуважаемый и почтенный родитель, – ответил отцу Тиму. – Это чрезвычайно лестное предложение, которого я не достоин. Ваша забота о благосостоянии беднейших подданных Дара беспримерна! Опуститься до работ по добыванию пропитания с земли сродни тому, как если бы крубен стал вести себя словно простая креветка. Познавая на опыте жизнь простых людей, государь способен более тесно прочувствовать свою связь с народом. Как справедливо заметил однажды Кон Фиджи, Единственный Истинный