Шрифт:
Закладка:
И все же ему хотелось, чтобы она оказалась невиновна.
– Единственное существо, проявившее ко мне участие.
Герцог горько усмехнулся и, нарушив сонную неподвижность, осторожно, будто боясь вспышки боли, коснулся лица. Пальцы очертили линии шрамов, ощутили шероховатость рубцов. Они остались на месте, пусть и немного сгладились.
Ирен назвала его красивым. Лгала? Инквизитор внутри его толкал ответить утвердительно. Ведьмам нельзя верить, а эта конкретная призналась…
– Но не убила. На счету Ирен ни единой человеческой жизни, – Гейл укротил фанатичного судью внутри себя. – Понятия не имею, кто отравил новую певичку, но это не она.
Помолчав, он сделал пару шагов по границе лунного света и тьмы.
– Зато я точно знаю, что убийца хотел подставить Ирен. Выходит, он в курсе ее тайны. И не донес. Ну же, Гейл, вынырни из моря своих обид и начни думать головой!
Временно загнав чувства в дальний уголок сознания, герцог попытался беспристрастно подойти к имевшимся у него фактам, оценить обвинения Ирен. О, она постаралась, вытащила наружу то, что Гейл давно похоронил!
Воспоминания бурным потоком нахлынули на него, множа подозрения. Когда они достигли критической массы, Гейл понял: пора переговорить с братом. На этот раз он не позволит ему уйти от темы, потребует объяснить, откуда была кровь на манжете, как возле замка Квик оказалась его запонка, почему расследование прошло не по правилам, без привлечения инквизиции – да много чего еще!
Герцог развернулся, зашагал в сторону охотничьего домика и вдруг резко замер.
Гербовник! Тот самый, спасенный им из камина. Гейл тогда забрал его, не оставил брату. А ведь тот настаивал: старую рухлядь пора выбросить, чуть ли не из рук вырывал.
Примерно тогда же на руке Хантера появился странный перстень. Он утверждал, будто это подарок некого ювелира. Гейл не придал ему значения: в том же Соле королю преподнесли немало даров. Но с тех пор брат его никогда не снимал.
Глаза отыскали тусклый огонек свечи в окне. Она не спала. Интересно, о чем думала? Хотя и так понятно.
– Правда – как горькое лекарство, – мрачно пробормотал герцог и отвел взгляд. – Пришла пора его выпить. Я могу сколько угодно прикрываться родством, клятвой верности, долгом, но это ничего не изменит. Хантер действительно изменился. Он давно отдалился от меня, перестал чем-либо делиться. Наверняка порадовался, что я больше не пользуюсь титулом его высочества. Он вечно занят собой, а до других ему нет никакого дела. Те же певицы… Не понимаю, как можно быть таким жестоким!
От событий давнего прошлого мысли его перетекли к происшествиям последних дней – пропаже книг.
Передумав ложиться спать, Гейл принялся мерить шагами просеку.
Ритуал.
Зловещее слово повисло в воздухе.
Шесть жертв.
Герцог никогда не рассматривал все с позиции магии, а следовало бы! Вот до чего доводит самоуверенность! Гейл полагал, что чернокнижие в Энии давно истреблено, за что и поплатился.
– Гексагон. – Он нарисовал носком ботинка шестиугольник. – Равновесие, стабильность, сила. Обычно говорят о пентаграмме, но с ее помощью вызывают темные силы. Гексагон же их собирает, аккумулирует в центре. Вдобавок его можно начертить иначе, вот так.
Гейл стер прежний рисунок и вывел новый – шестиконечную звезду.
– Вот так все гораздо хуже. Если убийца выкрал тела жертв, если в каждой была хоть капля магии, он способен призвать демона, а то и самого Темного.
Герцог в волнении потер ладонями лоб. Ему требовалась Ирен, самому ему не справиться. Пусть Гейл прилежно изучил трактаты о магии, девушка обладала не теоретическими, а практическими знаниями, видела то, что не видел он. Вдобавок существовали секреты, которые не доверили бумаге.
Эх, жаль с похищенных книг не сняли копии! Тогда бы… Но чего нет, того нет.
Неведомый враг ловко обвел Гейла вокруг пальца. Не хорошенькой ведьмы из охотничьего домика следовало опасаться!
Сделав пару глубоких вздохов, Гейл зафиксировал в сознании мысль о ритуале и убрал ее в дальний ящик. Он мог строить какие угодно догадки, но без фактов они останутся на уровне домыслов.
– Начни с самого простого – проверь слова Ирен. Ты знаешь, что король был в замке, запонка тому свидетельство. Выясни, с какой целью. Полагаю, Эдисон Миштон не откажется с тобой поболтать. Уж он-то в курсе!
Мысль о том, что собственный брат доверял ему меньше, чем какому-то провинциальному чиновнику, больно кольнула. Выходит, Хантеру было что скрывать. А то, что он скрывал это от Гейла, свидетельствовало о преступности его деяний. Герцог всегда отличался честностью и тягой к справедливости – не поэтому ли в тот день его услали прочь от Соля?
Гейл сжал виски. Голова раскалывалась. Вот бы Ирен прогнала проклятую мигрень, как прежде! Обвила ладонями его голову, нашептала слова заклинания, согрела даром. Он бы уснул на ее коленях. Там, в Охотничьем домике, где не существовало двуличия и дворцовых интриг. С утра они бы позавтракали. Гейл показал бы ей лес. О, он любил этот лес, исследовал чуть ли не каждый уголок! Они бы лакомились дикой малиной, обсуждали травы – тут бы Гейлу нашлось чему поучиться у Ирен. Сладкие мечты! Ничего этого не будет, все – химера, дым.
– Нельзя никому верить на слово, – в продолжение собственных мыслей озвучил герцог избитую истину. – Да и верить вообще. Порой даже самому себе. Я пытаюсь быть беспристрастным, а думаю о ней.
В последний раз окинув взором ночное небо, Гейл бесшумно вернулся в охотничий домик. Подниматься наверх, скрипеть половицами не стал, скромно устроился на ночлег в общем зале. Диван или кушетка – большего не надо. Гейл собирался уехать с рассветом, а неудобное ложе – лучший противник крепкого долгого сна.
* * *
Разомкнув веки, Ирен не сразу поняла, где она. Размяв затекшее тело, – почти всю ночь девушка провела в кресле, в ожидании ареста, она подслеповато огляделась. При утреннем свете спальня показалась милой, гораздо симпатичнее порой аляповатых, пафосных дворцовых покоев. Деревянные панели, небольшой камин, одинокая картина с лесным пейзажем, пара кресел, прикроватный столик, собственно постель под тяжелым пологом – ничего лишнего. За ширмой притаилась ванна. Вчера Ирен от нее отказалась, а сегодня с удовольствием бы погрузилась в горячую воду. Она продрогла: камин догорел. Хотя, может, дело вовсе не в нем, а в расшатанных нервах?
Вчерашний день казался дурным
