На мое появление он никак не отреагировал. То ли не услышал, то ли ему было все равно. Сделав еще два шага вперед, я нерешительно замерла, теребя колечко на пальце.

– Привет.

Услышав мой голос, Стэн начал медленно поворачиваться.

Мне стоило больших трудов сдержать стон, когда я увидела его лицо, то, каким Стэн стал за то время, что мы не виделись: бледный, осунувшийся, с острыми скулами, впалыми щеками и серой кожей. Когда-то яркие бирюзовые глаза теперь были потухшими и безжизненными.

– Что ты здесь делаешь? – скрипучим голосом спросил он.

– В гости пришла.

– Я тебя не звал.

«Та-а-а-к, понятно. Легко не будет. Хорошо. Прорвемся!»

– А я настырный гость. Сама прихожу куда хочу и когда хочу.

– Эймур проболтался, – скривился Стэн, направляясь к кровати.

Все его движения были медленными и неуклюжими, словно ему было тяжело преодолеть эти несколько метров до постели.

– Да, – наблюдая за ним, отозвалась я, – твой дядя сказал, где тебя искать.

Бесфорт ответил не сразу, сначала он осторожно лег, закрыл глаза, судорожно вздохнув, и только потом произнес:

– Ты и это знаешь. Ладно. И что тебе нужно?

– Поговорить.

– Я уже все сказал. Так что будь умной девочкой, хватит за мной бегать, как жалкая собачонка. Уезжай и забудь.

– Пытаешься обидеть? Зря стараешься, – произнесла я, решительно подходя к постели и встав у подножья. – Можешь говорить все что угодно, кричать, ругаться, оскорблять. Я не уйду, пока мы не поговорим.

– Я ведь могу и охрану вызвать, – открывая глаза, произнес Стэн.

И я снова наткнулась на пустой, полный затаенной боли взгляд. Как же он сильно изменился. Я искала и не находила того Стэна Бесфорта, к которому так привыкла.

– Вперед. Будет весело, – нервно рассмеялась я, присаживаясь на край кровати. – Послушай, я прошу всего пять минут твоего времени. Это же не так много.

– И чего ты такая настырная? – выдохнул он.

– Не знаю. Может… может, дело в том, что я тебя люблю?

Никогда не думала, что этот момент когда-нибудь наступит. Что я сама! Первая! Признаюсь кому-то в любви!

Но не зря говорят – не зарекайся.

Вот я сидела, смотрела на мужчину, который за эти дни и недели стал самым дорогим для меня человеком и говорила о том, что люблю его.

Никакого стеснения, смущения, волнения и страха я при этом не испытывала. Наоборот, мне стало даже легче. Словно камень с души свалился. Я даже улыбнулась: широко и счастливо.

И на Стэна посмотрела, чтобы отследить реакцию. Вовремя, кстати, потому что успела поймать момент, когда его лицо исказилось от эмоций, в которых было столько всего намешано: любовь, счастье, тоска, боль и страх.

А потом Бесфорт спрятался в свою скорлупу, ехидно оскалился и заявил:

– Вот уж не думал, что мои уроки пройдут для тебя даром, Кэрри. Что ты будешь такой наивной дурой, которая после недели секса решит, что это была любовь. Я, конечно, знал, что хорош, но не думал, что да такой степени.

Признаюсь, кольнуло в сердце от его слов. Неприятно было. Но ничего, вытерпела и даже улыбаться не перестала.

– Нет, Стэн, я не дура и отлично вижу, что ты врешь.

– Надо же, как тебя скрутило. Что ты еще видишь? Поделись. Мне страшно интересно, – насмешливо отозвался он, а у самого глаза горели от тоски.

– Единственный дурак здесь – это ты, Бесфорт.

– Это еще почему? – устало спросил Стэн.

– Потому что думаешь, что я поверю в этот спектакль и уйду. Что я брошу тебя здесь умирать.

На последнем слове голос все-таки сорвался.

– Хватит!

Не знаю, откуда у него взялись силы, наверное, собрал остатки. Стэн рывком сел, хватая меня за руку и снова повторил:

– Хватит. Мне не нужна твоя жалость.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя от его резкого всплеска и ответить:

– О какой жалости ты говоришь?

Не удержавшись, провела кончиками пальцев по его лицу.

– И я не хочу, чтобы ты сидела здесь и смотрела, как я умираю, – отстраняясь, отозвался он.

– Почему? – вспылила я. – Почему Редли можно, а мне нельзя? Чем она лучше меня, Стэн?

– Потому что ее я не люблю! – выкрикнул Бесфорт в ответ.

И наступила тишина. Оглушающая, немного жуткая и в то же время дарящая надежду. Мы застыли, глядя друг другу в глаза и едва дыша от удушающих эмоций.

– А меня? Меня ты любишь? – срывающимся шепотом спросила у него.

Стэн отпустил мою руку, которую до этого держал, и начал медленно заваливаться на подушки.

– Кэрри, уйди, прошу тебя. Уйди и не возвращайся.

– Я имею право знать правду.

– Правду? Какую правду? – беззлобно огрызнулся Стэн и неожиданно быстро произнес, словно боялся остановиться даже на мгновение: – Что я люблю тебя? Что сам не знаю, когда стремление задеть вредную заучку, младшую сестру лучшего друга сменилось желанием видеть, слышать, наблюдать, дышать одним воздухом? Когда восемнадцатилетний подросток чувствовал себя извращенцем, просыпаясь от весьма откровенных и пикантных снов, в главной роли которых была тринадцатилетняя девчонка? Что я сам себя ненавидел, когда смотрел на тебя? Ты была, есть и всегда останешься тем недостижимым призом, который мне никогда не получить. Идеальная, совершенная, чистая и правильная.

– Стэн, я…

Ничего не видела, не замечала, даже представить не могла.

– Знаешь, я ненавидел Патрика и одновременно был ему благодарен. Пока ты была с ним и смотрела ему в рот, исполняя все желания, ты была в безопасности. От меня. Я ведь с самого начала знал, что мы не пара. Я сын наркоманов, ты примерная девочка. Да и как я мог что-то сделать, не обидев твоих родителей? Они же меня спасли тогда и все годы спасали.

Он замолчал, с трудом переводя дыхание.

– А потом… первая потеря контроля. Вспышка, которая оставила ожог на руке мамы и едва не прикончила Фергюса Бесфорта, который решил, что имеет право меня бить… А мне еще казалось, что хуже быть не может. Оказалось, может.

– Мне жаль, Стэн, – прошептала я, с трудом подавив желание коснуться его, утешить, снять боль, терзающую не только его тело, но и душу.

– Потом они умерли, и через неделю или две меня нашел господин Эймур, который и рассказал правду о моем отце. Том самом, который, не справившись с даром, убил и себя, и своих родителей, и еще кучу гостей. Вот что меня ждало в будущем. И обязанность держаться от тебя подальше стала еще более верным