выражения мысли: «Ювелирная работа по плечу только ювелиру». Повторение или ошибка не смущают ее. Именно поэтому критика не раз называла ее романы «небрежными». Были и такие, кто обвинял ее в том, что ее герои праздные, что их чувства — самые приземленные. Для Франсуазы Саган самое главное, как они будут описаны и восприняты. Короткое повествование, редко превышающее сто восемьдесят страниц, стиль живой и легкий, всем известные чувства: скука, одиночество, ревность — вот, очевидно, некоторые из причин огромного общенародного успеха романов Франсуазы Саган.

Она пишет, не составляя плана, и ее трудности — часто результат отсутствия этой канвы. Под ее застывшим пером сюжет перестает развиваться, а герои пребывают в нетерпении. Тупик — это унижение. Иногда вдохновение приходит при употреблении алкоголя. Саган считает, что тогда «ум просветляется, как если бы речь шла об исповеди». В этой спровоцированной эйфории она может написать до десяти страниц меньше чем за час. Когда произведение закончено и перечитано, остается найти ему название. Это целое искусство, но Франсуаза Саган им владеет блестяще. Названия ее произведений не раз вызывали восхищение ее собратьев по перу: «Здравствуй, грусть!», «Смутная улыбка», «Через месяц, через год», «Скрипки, звучащие иногда», «Синяки на душе»…

В отличие от романа, являющегося свободным упражнением, написание пьесы для театра — это совсем другой вид творчества. Правила здесь определены заранее: необходимо единство места и времени. Первое ее восхищает, второе — отвлекает. «В театре существуют свои рамки, и ты знаешь, куда идешь, — объясняет автор «Замка в Швеции». — Дело подходит к концу, к нарастающей драматической кульминации, и есть пути, по которым ты обязан следовать. Избыток ограничений и избыток свободы приводят к тому, что пьеса сама по себе уравновешивается. Это гораздо проще, чем написать роман».

Выходила ли она замуж, разводилась, рожала ребенка или просто переезжала, ее всегда, как никого другого из писателей, атаковала пресса. Однако это постоянное внимание и большая популярность не вскружили ей голову. Говорили, что романистка часто не признается в том, что Франсуаза Саган — это и есть она. В литературе писательница демонстрирует еще большую скромность. «Я знаю место моих небольших романов, — говорит она. — Но мне за них не стыдно, это не халтура, это честная работа. Однако я умею читать. Я читала Пруста, я читала Стендаля… Это писатели, которые поставят вас на место». Прежде чем стать «Саган с большой буквы», как ее иногда называют, молодая Куарез уже была разборчивой читательницей. В течение всей своей жизни она исследовала книжные магазины с тем же пылом, как и во времена, которые проводила после полудня, забравшись на чердак, читая книги в Тур-де-Виль в Кажарке. «Когда мне было пятнадцать лет, — вспоминает она, — я набрасывалась на любое печатное издание, это был почти рефлекс». Будучи очень юной, она уже познакомилась с трудами Ницше, Жида, Достоевского, Шекспира, а также поэтов Бодлера, Превера, Кокто, Рембо и Аполлинера, причем могла прочесть наизусть огромные куски из их произведений. Знакомство с творчеством Марселя Пруста, которого она неустанно перечитывает, стало определяющим: «Мне нравится манера, которой он пользуется, чтобы выявить все и обнажить сущности человека». Саган противопоставляет Флобера Стендалю. Создателя «Госпожи Бовари» она причисляет к «мачо», потому что он не усматривает особого различия между интеллектом мужчин и женщин: «Это первый писатель, которому удалось создать образ умной женщины. До него женщины воспринимались как предметы вожделения либо как потаскушки. Он действительно был одним из первых, кто опрокинул этот стереотип». Она цитирует также Фолкнера и Мопассана, которые ей нравятся, впрочем, как и всем. Вспоминая о своих современниках, она особо останавливается на «Гостье» («Invitée») Симоны де Бовуар, на романах Маргерит Дюрас, на ранних произведениях Натали Саррот, а также на некоторых вещах Франсуазы Малле-Жорис, Ива Наварра, Филиппа Соллера, чья грусть ее чрезвычайно трогает, Патрика Модильяно, Жака Лорана. Его роман «Мутант» она считает «самым красивым рассказом о безработице». Франсуаза Саган любит также «некоторые книги» Алена Робб-Грие и еще Бернара Франка, которого считает лучшим из всех. Она проглатывает массу детективов и интересуется иностранными авторами: Мердок, Беллоу, Стайроном, Селиндже-ром, Мак-Куллером и Гарднером. Ей импонирует их отстраненность и одновременно страстность. «Но есть среди них один, кто никогда меня не предал. Это Сартр. Его персонажи совершенно естественны; они похожи на статую, пока они живут. Возможно, эта статуя из песка, не важно. Главное — ее сделать».

Франсуаза Саган должна была быть самой счастливой из писательниц: роман «Синяки на душе» буквально поразил и критику, и читателей. За неделю до публикации журнал «Экспресс» сделал краткий анонс: «На этот раз Саган славно поработала». Казалось, она вновь обрела то, что Франсуа Мориак называл ее «тихой музыкой». В еженедельнике «Комба» Анри Шапье восхищался: «Не нужно быть пророком, чтобы сказать, что однажды ее изберут во Французскую академию и некоторые фрагменты ее творчества станут избранными программными произведениями для грядущих поколений. Сейчас же ее принимают в писательский мир как прилежную ученицу, перескочившую несколько классов, превзошедшую своих старших товарищей и получившую отличную оценку». Робер Кантер из «Фигаро» наслаждался чтением этой книги, написанной в новом жанре: «На проигрыватель, который служит ей для написания романов, и название «Синяки на душе» на это указывает, она положила свою давнюю боль — вероятно, одиночество. И я думаю, что ее преданные читатели, о которых она постоянно заботится, не смогут остаться равнодушными ни к ее находкам, ни к магии ее музыки». Жан-Дидье Вольфромм из газеты «Франс суар» отмечал: «Благодаря этой книге, написанной с небывалой легкостью, она выйдет наконец из чистилища, куда завел ее необыкновенный успех. Она больше не является социологическим явлением и может с полным основанием войти в то королевство, доступ в которое ей был воспрещен, то есть в литературу». Что до Клебера Эдана, то он в первый раз умерил свой пыл. «Превосходная новость, — писал он, — последний роман Франсуазы Саган совсем не похож на другие. От его названия, «Синяки на душе», веет чем-то псевдопоэтическим, и здесь можно ожидать всего, что угодно. Но если автор написала его как всегда, на пределе своих возможностей, то сейчас она впервые сделала это, открыв глаза».

По случаю выхода книги «Синяки на душе» Бернар Пиво предлагает нескольким видным литературным деятелям организовать интервью с Франсуазой Саган в газете «Фигаро». Жан д’Ормессон задал свой вопрос:

— После прочтение романа «Синяки на душе» может возникнуть вопрос, не вытеснило ли у вас понятие морализма эпохи одиночества и тревоги то, что обычно так охотно приписывают вам: некоторую непринужденность, любовь к скорости и ночной жизни?

— Всегда наступает