Да, так и надо. Кестель хотел, чтобы она испугалась как можно сильней, – и выжила. Хотел Кестель этого не только потому, что в Лабиринтах взялся спасать ей жизнь.

– Убегай. Спасайся. Ты – последняя в роду.

– Да, уже несколько дней как последняя.

– Несколько дней? – с удивлением спросил Кестель.

Она снова коснулась лица дрожащей рукой.

– В Арголане казнили того, кто был одним из нас, хотя уже давно не жил с нами. Я не хотела его знать, и никто не хотел, потому его и выгнали. А он все же нашего рода, хотя и проклятый.

– И как его звали? – спокойно спросил Кестель, хотя уже знал ответ.

– Брандак Буртай.

Он взял девушку за руку. Та дрожала.

Так, а вот сейчас пугать сильнее уже не надо.

– Тебе уже ничего не грозит ни от Арголана и ОвнТховн, ни от меня – но ты по-прежнему боишься. Кого же?

Она стиснула зубы.

– Ты потому и пришла сюда, что настолько боишься его?

Она хотела выдернуть руку, но Кестель не позволил и заставил ее сесть.

– Когда наши люди перебили змей, он пришел и поселился среди нас, – тихо сказала девушка. – Его никто не видел, он был скользящей между скалами тенью, но наши жрецы чуяли его и предостерегали нас. Они окружили наши дома заклятиями, будто каменной стеной, но люди все равно пропадали. Мы знали, что это он забирал их. Я все детство и юность жила в страхе. Я хотела бы, чтобы никто не убивал тех змей ради их самоцветов. Кое-кто убеждал вернуть камни, оставить в скалах, в прежних змеиных логовах. Но старейшины не хотели отдавать камни, стерегли как самое дорогое сокровище, просто ошалели от них. Жрецы кивали и говорили о том, что уже слишком поздно, демона уже не отозвать, ведь он рожден из пролитой змеиной крови, а она пролита, и никуда уже не деться. Раньше или позже он отыщет способ обойти заклятия, ведь есть слепая ненависть, которая никогда не гаснет.

Девушка глубоко вздохнула. Кестель спокойно ждал, пока она заговорит снова.

– Он был в том сне о Лабиринтах… я его не узнала, потому что никогда не видела и даже не испугалась, ведь всего лишь сон. Когда я ушла из Арголана в лес, всегда слышала что-то за спиной, оборачивалась и не видела никого. Постепенно вырос страх… знакомый, тот самый, из детства. И вдруг я поняла: он нашел меня. Тогда страх пришел и в мои воспоминания о том сне. Но я точно убегу от него… хотя еще не знаю, как именно.

Кестель выпустил ее руку. Девушка не двинулась с места, сидела и дрожала.

Он стиснул кулаки, всмотрелся в огонь. Чем больше Кестель думал о словах девушки, тем меньше ему нравилось ближайшее будущее.

– Если ты выйдешь отсюда, далеко не уйдешь, – наконец заключил он.

– Знаешь, а ты ведь обещал спасти меня, – с внезапной надеждой сказала девушка и расплакалась, но тут же взяла себя в руки.

– В общем, я пойду… нужно идти.

– Ты пойдешь, но не сейчас, – отрезал Кестель.

Затем он рассказал ей. Она слушала молча, пораженная, не верящая своим ушам.

– Так ты согласна? – договорив, спросил Кестель.

Она кивнула.

– Тогда сиди здесь и жди. Ничего не ешь и не пей.

Кестель почувствовал себя смертельно усталым. Он тяжело поднялся и побрел на кухню к невольнику корчмы.

– Я хочу кое-что купить у тебя, – сказал ему Кестель.

Он рассказал, невольник выслушал, протянул ладонь, и Кестель положил в нее две серебряные монеты.

Той ночью Кестель лежал в комнате, которую приготовил корчмарь, и думал о девушке. Кестель не помнил своей встречи с ней там, в горах Гхнор. Кестель всегда пытался убедить себя в том, что резню учинил не он, а его тело.

Иногда в зыбкую дрему, застрявшую между сном и явью, горцы гхнор приходили целыми семьями, глядели и молчали. Кестель хотел объяснить им, но в той призрачной яви он сам не мог вымолвить и слова, бессильный пред жуткими безгласными видениями.

Кестель лежал, то проваливаясь в дрему, то пробуждаясь, терзаемый обычной своей бессонницей, и отчаянно желал, чтобы люди гхнор не пришли в его сны.

Среди беспокойной, обрывистой дремы приходили воспоминания о Дунтеле, его внимательном взгляде, о том, как Дунтель смотрел, когда Кестель разгадал третью загадку Лабиринтов. Дунтель живо заинтересовался тем, что Кестель выкупил девушку, и пожаловался на то, как грустно будет ему, Дунтелю, когда Кестель заплатит долг кровью. Насколько же сильно тогда нагрелся шимскар!

– Мои родичи вспоминали о вас, – сказал Дунтель в Лабиринтах.

Кестель вспомнил слова жрецов гхнор, пересказанные девушкой. Демон раньше или позже отыщет способ обойти заклятия. Быть может, Кестель и стал тем способом?.. И те слова Дунтеля: мол, кое-что он уже знал раньше.

Кестель беспокойно ворочался. Было неудобно и так, и эдак. Но Дунтель казался другом, относился очень уважительно, помогал…

Наконец бессонница милостиво отступила. Кестель уснул. Напоследок он искренне пожалел о том, что должно было произойти.

Дверь открылась. В комнату упала полоса света.