– Проведи меня к ней, – попросил Кестель.

– Дай мозаику, тогда проведу, – нетерпеливо сказал Бон.

Кестель смолчал.

– Ну ладно, – согласился дракон. – Мы войдем в нижние комнаты башни, там ты отдашь мне мозаику, а я проведу тебя дальше. Там и поймешь, почему нужно именно в такой последовательности, а не иначе.

Отчего-то Кестелю хотелось верить обоим драконам. Он и с самого начала поверил Бону. Все трое двинулись к дверям башни.

– Я отыскал шесть частей, разбросанных по очень паршивым местам, – сообщил Кестель. – а седьмая всегда была при мне. Ты дал мне ее.

– Я?

– Да. Она лежала здесь, на помойке под башней, куда ты выбрасываешь трупы. Ты и был сторожем той части.

Бон в недоумении покачал головой.

– Однажды, когда в башне содержалась другая пленница, направляющийся сюда рыцарь заехал в гости к хунг. Генерал Торн ДаХан подарил рыцарю на счастье красивую цепь. Генерал знал, что ни один человек не переживет боя с драконом, и пытался разубедить гостя. Тот стоял на своем, и генерал подарил цепь.

– Мудрым вождем был тот генерал хунг, – заметил дракон. – Но погиб. А осталась его психопатка-жена.

– Я уже говорил: она не психопатка. И она тоже уже умерла.

– Жаль. Хотя, наверное, так и должно было случиться. Под Нортх они привели свой народ к страшному поражению. А в той цепи была часть мозаики?

– Когда ты убил рыцаря и бросил его тело на помойку, вместе с ним там оказалась и цепь, – ответил Кестель. – А ты стерег башню и помойку, убивал каждого, кто появится. Так ты и сделался хранителем элемента. Скажи, а разве драконы не забирают сокровища убитых?

– Немного же ты знаешь о драконах, – разведя руками, сказал Бон.

– Наверное, Торн ДаХан знал больше. Я никогда не говорил с ним, а такое впечатление, будто он сам рассказал мне. На самом деле рассказала мозаика.

Больше дракон не спрашивал, шли в молчании. Кестель трижды лежал мертвый на помойке под башней. Он не знал, что происходило с ним там, – как и в других местах, где были спрятаны части. Кестель не имел понятия о том, как получает элементы. Когда возвращалось сознание, он попросту ощущал их присутствие. Притом менялась татуировка, рука делалась тяжелее.

– Я забрал эту часть, когда ты убил меня в первый раз, – буркнул он. – Потому я и не помнил того.

Бон выслушал равнодушно, и Кестель слегка обиделся.

– Что, никто не пытается освободить ее?

– Уже давно никто не пытается.

Дверь башни Бон открыл тремя ключами. За прихожей узкая лестница вела наверх, в небольшую комнату, где стояли только каменный стол и несколько стульев.

– Давай сейчас, – сказал Бон.

Кестель снял блузу и рубаху, вытащил из-за пояса ножик, провел острием по татуировке на правой руке.

– Мозаика там, но я не имею понятия о том, как ее вынуть. Разве что так …

Кестель проколол кожу на краю татуировки и воткнул нож в мышцу, зашипел сквозь зубы, надавил сильнее, подцепил острием и вытянул наружу первый элемент. Его форма совпадала с вытатуированной на коже над ним. Кестель отложил нож, двумя пальцами ухватил за торчащий край и потащил. Кровь стекала по руке, пачкала пальцы.

– Вот и номер один, первый из чертовой семерки, – вытерев заливающий глаза пот, с усилием произнес Кестель.

Боль можно было терпеть. Кестель творил со своим телом и горшее.

– Дальше, – спокойно велел Бон.

Кестель снова взял нож в левую руку и снова всадил в мышцу правой руки.

Так, одна за другой, снаружи оказались все части мозаики.

По правой руке кровь лилась ручьем, левая тоже была целиком в крови, но на столе лежали все семь элементов. Выглядели они невзрачно: семь высохших и пожелтевших обломков кости причудливой формы, замызганных кровью и обрывками мяса.

Кестель знал их формы по татуировке на руке. Если бы внимательно ее рассмотрел, то давно бы понял, что в руке сидит больше частей, чем кажется. Хотя седьмой, вернее первый элемент, был еще невзрачней прочих, и его часть татуировки выглядела, скорей, уродливой язвой на коже, а не частью рисунка.

Кестель невесело рассмеялся.

– Вот и все. А я столько раз умирал, чтобы их добыть… Надеюсь, они и в самом деле то, что тебе нужно.

– Посмотрим, – сказал Бон.

Он взял один элемент, вытер об одежду, затем взял второй, тоже очистил и соединил с первым. Потом Бон задумался на минуту, взял третий и попробовал в нескольких положениях, чтобы лучше присоединить к двум первым.

Бон знал, как сложить мозаику, – и складывал.

Молодая женщина наблюдала за ним, но то и дело украдкой поглядывала на распоротую окровавленную руку Кестеля. Тот подумал, что, наверное, не слишком-то разумно дразнить кровью драконов, поэтому напялил рубаху. Та мгновенно намокла и прилипла к ране, кровавое пятно росло с каждой секундой. Тогда Кестель надел плащ, тоже немедленно промокший.

Кестель глядел на кровь и думал о том, что все, наконец, завершилось. Уже много месяцев раны так не кровоточили. Раньше кровь быстро густела, так же быстро останавливалась, пропадала, раны затягивались.

Магия в теле угасает. Кестель ощутил облегчение.

Он еще глядел на кровь и размышлял, когда Бон сообщил:

– Готово. Это она.

В руках он держал маленький нож из человеческой кости, гораздо меньший того, которым Кестель резал себе руку.

– Нож? – удивленно выговорил Кестель. – Мозаика – это нож?

– Мозаика – это все, что угодно, – ответил Бон. – Все зависит от того, для чего хочешь применить ее.

Он сжал пальцы на рукояти, быстро махнул над головой и сразу же у руки, переложил нож в другую руку и повторил жест. Затем, меняя руки, Бон принялся рубить воздух вокруг себя, словно исполнял странный беспокойный танец.

– Что это и зачем? – удивился Кестель.

Бон все быстрей и яростней рубил воздух. Наконец, он громко рассмеялся и подал ножик девушке.

– Йонни…

Она взяла нож, минуту присматривалась к Бону, чуть задирая голову вверх, и вдруг коротко рубанула воздух у самого его уха.

– Просмотрел, – мило заметила она и принялась сама отплясывать и рубить воздух.

Рубила она притом с удивительным изяществом и точностью, будто несомненно знала, куда бить.

– Что это и зачем? – повторил Кестель. – Вы ведете себя как безумцы.

Йонни отдала Бону костяной клинок. Ее глаза пылали.

Бон взял нож за кончик острия, легонько ударил рукоятью о стол – и мозаика рассыпалась на семь кусочков.

– Они же… у всех частей теперь другая форма! – выдохнул пораженный Кестель.