Когда Честер помотал головой, придя в себя, он увидел, что этот человек забрался на саму сцену — вот теперь актерам пришлось остановиться.

— Омлетте́, — процедил церемониймейстер сквозь зубы. — Будь ты неладен. Я ведь тебя предупреждал…

Честер заметил одну маленькую, но невероятно важную деталь — в свете розовых магически фонарей, что до этого окрашивали дым, в руке у бывшего мужа Крокодилы красным мерцала магическая карамель.

— О нет, — выпучил глаза Чернокниг. — Он же не собирается…

Для Омлетте́ все произошло так стремительно, что время и место действия слились в одну неясную полосу. Последнее, что бывший муж Крокодилы помнил отчетливо — как он попытался крикнуть и повалить тех, кто пришел в подвал, а потом упал…

Дальше-то все и измазалось маслом по бутерброду восприятия: на деле Омлетте́ каким-то образом встал, вылез наружу, потом молниеносно, словно бы обретя суперсилу, завидел сцену и понял, что это идеальное место, раз по-тихому уже не выходит, метнулся туда, растолкав актеров. Остальные отшатнулись от ненормально со здоровенным бантом сами. Но для бывшего мужа Крокодилы все это происходило… на подсознательном уровне, что ли — сработали какие-то древни инстинкты, и следующим четким кадром памяти после падения в подвале было уже появление на сцене.

Только придя в себя, Омлетте́ понял, что все взгляды обращены на него, на сцену, а он стоит там в непонятной позе. Хуже всего, что стоило мужчине отвести взгляд, и он тут же заметил Честера Чернокнига, лицо которого не выражало ничего приятного.

Бывшего мужа Крокодилы вновь затрясло, но пути назад не было — пришлось действовать.

Аллигория отреагировала быстрее — что удивительно, ведь обычно она думала так же медленно, как варится страусиное яйцо.

— Омлетте́? — спросила она. — Что ты тут делаешь? В смысле, на сцене.

Мужчина со светлой гривой что-то промямлил. Гости напряглись — думали, что за непонятными звуками последует привычная речь, но ошиблись. Машинка говорения выключилась, потом вновь завелась — неспешно, как простоявшая несколько лет в утиле техника, но сделанная так качественно, что еще способна была работать.

— Я… ты… — начал монолог Омлетте́. — С… свадьбы не будет, вот что!

Он хотел смело и гордо вскинуть вверх руку с карамелью — вместо этого конечность поползла какой-то пьяной макарониной.

Гости ахнули, а Шляпс лишь недовольно нахмурился, но в глубине души он правда удивился. От Омлетте́ люминограф такого не ожидал — думал, духу не хватит, а тут вот оно как вышло. На всякий случай, Диафрагм сделал люминку этого знаменательного события — треск алхимического порошка в наступившей тишине прозвучал взрывом.

Из люка по плечи вылезли Октава и Глиццерин, который держал в руках банку с сияющей жизнью и стремительно растущим количеством черных точек. Наверху дышать стало легче.

— Что там происходит? — откашлялся пиротехник, не в силах разглядеть происходящего.

— Там Честер! — Октава хотела было нырнуть обратно. — Но он нас не замечает. Все смотрят на сцену.

— Актеры?

Октава пригляделась.

— Нет, Глиц… это… папа! И у него карамель в руках!

— Так это он выскочил из подвала?

Девушка решила промолчать и просто кивнула головой. Слов не находилось — она, конечно, не знала, что хочет сделать Омлетте́, но прятаться в подвале, а потом стоять на сцене с карамелью в руках ради забавы или мелкой пакости не будут, да и из благих побуждений тоже. Вывод был элементарен, как дважды два, но Октава понадеялась, что ошиблась, и на самом деле ее отец учудил что-то другое — хотя что другого тут может быть?

Со следующими словами бывшего мужа Крокодилы, надежды девушки рухнули, как Рим под натиском варваров, и никакие гуси тут уже не помогли бы.

— Да, — повторил Омлетте́, но не очень уверенно. — Никакой свадьбы не будет!

— Омлетте́? — Аллигория встала. — Что ты такое говоришь? Почему ее не должно быть?

— Потому что, — фразы сиплыми комарами вылетали изо рта мужчины, — потому что я несчастен! И я не хочу, чтобы он был счастлив, потому что так не должно быть. Если плохо мне — почему должно быть хорошо другому, почему должно быть хорошо ему.

— Омлетте́, о ком ты говоришь? — все еще не понимала невеста.

Взгляд ее бывшего мужа на секунду скользнул на светящееся украшение, и на мгновение мужчина смолкнул, заворожившись.

Тут наконец-то включился Честер.

— Мадам Аллигория, — проскрежетал он. — Позвольте мне решить это… недоразумение.

Произнося последнее слово, он посмотрел на Омлетте́ — не гляди тот на украшение Крокодилы, ноги точно подвели бы его.

Но гипнотическое волшебство быстро прошло — бывший муж Крокодилы вернулся к происходящему.

— Нет, господин Чернокниг, я хочу понять, что Омлетте́ имеет в виду, — сказала Аллигория.

— Вот что происходит, — мужчина с гривой поднес карамель ко рту. — Я не дам твоему новому мужу быть счастливым, потому что я несчастен!

Он высунул язык, уже представив, как кидает вперед огненный шар, и будь что будет — но замялся. Остановился Омлетте́ вовсе не от внезапного крика Аллигории, который шокировал всех собравшихся — свое решение мужчина принял раньше, точнее, так и не смог принять. Омлетте́ сдрейфил — в последний момент, который мог стать его рубиконом, струсил. Вся храбрость ушла на смелые слова, а потом кончилось — хотя, непонятно было, откуда она изначально взялась в хрустальном сосуде души мужчины с прекрасной шевелюрой, огромным аляпистым бантом и жалким существованием.

И только после того, как он не смог перешагнуть через себя самого, не смог лизнуть карамель, до него долетел крик Аллигории Крокодилы — значительно позже, чем до остальных.

— Нет никакого нового мужа, Омлетте́! И никогда не было!

Эта фраза летучей мышью повисла над потолком.

— Что? — прошептал бывший и, получается, единственный муж Крокодилы, еле-еле шевеля губами.

Остальные задали примерно тот же вопрос, только про себя.

— Октава? — Глиццерин решил обратиться к самым достоверным источникам.

— Что? Никого нет? — та тоже была в шоке. — Я не знала…

Шляпс промолчал, а вот Честер, у которого уже начинали шарики катиться за ролики, не выдержал:

— Но как же так! Это же свадьба, должен же быть… — а потом лучший свадебный церемониймейстер вспомнил, что и вправду никогда не слышал о новом избраннике — ни от самой Аллигории, ни от кого-либо еще. И даже сейчас его в зале не было. Чернокниг организовал столько свадеб, что сбился со счету, но даже на его опыте такого никогда не случалось — это что-то совсем за гранью логики, хотя, непонятно было, совпадали ли границы общей логики с логикой Крокодилы.