Читать онлайн Крокодилова свадьба - Денис Лукьянов

Дым очень важен…

Говорят, что в дыму рождается жизнь — но вовсе не та же самая, какая вырастает на благородной, забытой в шкафу головке блю-чиза… Это настоящая жизнь, с некой неведомой искрой созидания внутри, присущей не всякому одушевлённому, но всякому живому.

Некоторые говорят, что в дыму рождается душа… Иные считают дым физической формой души, пыхтят огромными деревянными трубками, полными табака, окуривают скот, товары и даже людей, ведь верят, что в дыму рождается настоящая, подобная человеческой, жизнь…

Видимо, именно поэтому древние разжигали огромные ритуальные костры, палили тра́вы и дары, приносимые в жертву — все материальное обращалось в дым и возносилось к небу, теряясь где-то там, на недосягаемой, окрашенной жидким бархатом алого заката высоте. Клубящиеся завихрения возносились вверх, но то был уже не дым, то была душа или, как говорят другие, ду́хи.

А любое бестелесное рано или поздно находит свою оболочку.

Времена каменной, нечесаной, но мудрой и чуткой древности давно прошли, но это не отменяет того факта, что…

Дым очень важен. Все потому, что…

— …потому что, если мы расставим эти ароматические апельсиновые свечи туда, а эти — ближе к окнам, эффект будет невероятный! — свадебный церемониймейстер Честер Чернокниг закружился, и его темно-русые кудри до плеч, похожие на волны, дружно заштормили.

Тучная женщина, напоминающая своими размерами огромное грозовое облако, насланное каким-то божеством в качестве кары за грехи, кинула взгляд в сторону Честера и посмотрела на две свечи в его руках.

— Всего две свечи? — ее брови взмыли вверх пушечными ядрами, грозясь пробить потолок. — Всего две свечки на этот зал? Может быть, тогда обойдемся вообще без них?

Возможно, мы поторопились с выводами — женщина действительно напоминала грозовую тучу и своими размерами, и цветом платья, темно-синего и даже практически черного, расшитого серебристыми ни то звездами, ни то кометами, ни то просто непонятно чем. Но правильней назвать женщину одним огромным циклоном, который не осознавал, куда несся. Туча (или все-таки циклон) эта разрослась настолько, что мысли не успевали разлетаться по ней — они скорее медленно-медленно растекались, как густой клиновый сироп поверх блинчиков.

Кстати, о блинчиках — мадам Аллигория Крокодила не отказалась бы сейчас от пары порций.

Желудок подтвердил эту мысль громким урчанием. Звук разлетелся по огромному светлому обеденному залу с высокими заостренными окнами и отразился от стен, вернувшись обратно.

Чернокниг хотел было заговорить, но смолк. Дождавшись, пока этот гром стихнет, мужчина развел руками — вверх взмыли подолы его бархатной бордовой накидки с золотистыми узорами.

— Конечно же нет! — его голос звучал одновременно как из бочки и так, словно Честер болел гайморитом, не размыкая при этом челюстей полностью. — Свечек будет намного больше: с разными ароматами, и огоньки будут мерцать разным пламенем. Мы поставим их сюда, сюда, туда и… хм, над остальным подумаем потом.

Церемониймейстер рукой пригласил Крокодилу подойти к высокому окну, у которого стоял. Когда Аллигория зашагала, по комнате словно пронесся невероятный силы вихрь, рожденный штормом — но сделал это очень медленно.

— Это будет просто замечательно, у меня в голове столько идей, — Честер высунулся из окна. Мадам Крокодила последовала его примеру, и внизу, где-то на брусчатке, появилась страшная тень, словно бы нечто ужасное заслонило — а то и вовсе проглотило — солнце.

— Вы уверены? — поток свежего воздуха ударил женщине в лицо и намеривался взъерошить волосы, словно намазанные клеем — но они были уложены настолько хорошо, что их не растрепал бы даже ураган.

— Поверьте мне, — Честер послал на улицу воздушный поцелуй. — Я лучший свадебный церемониймейстер всех семи городов!

Тонкие, изящные и словно бы хрупкие здания тянулись к небу, искрясь в солнечных лучах. Казалось, что они могут обрушиться от любого дуновения ветра — настолько они были грациозны, словно дамы, которые чересчур следили за собой и большую часть дня проводили за фитнесом и нанесением на лицо косметических средств, вот и довели себя до такого утонченного состояния.

Дома — худые, высокие, с узкими фасадами и большими окнами, не толпились. Наоборот, зданиям словно было знакомо понятие личного пространства, и они чутка сторонились друг друга. Но не слишком — это хороший тон. Тощие дома буквально искрились хрустальными бликами, как оставленный на солнце сервиз, который запутывает свет и заковывает его в бесконечном хрустальном лабиринте.

Здания были начищены до блеска, сияли чистотой, а вместе с ними сияли и крупицы какого-то минерала, крошкой моргающие в кирпичах.

Хрусталия, как и всегда, искрилась и цвела, благоухая ароматами духо́в и масел. В отличие от сладкого, торгового Златногорска[1] — родины Философского Камня, — она не тратила лишнее время на сумасшедшую торговлю, не пыталась заставить золотые деньги работать. Они могли сделать это и без нее. Хрусталия не погружалась в дымку легкого тумана, как столица, Сердце Мира[2], где ныне покоится Философский Камень, дающий жизнь тысячам золотых монет — или, как их называют, золотым философам. Искрящийся город не тратил время ни на политику, ни на управление, ни на открытие инновационных предприятий — все это ему было чуждо.

А потому, у Хрусталии оставалось время следить за собой до помешательства, как у запертой в четырех стенах башни принцессы. Кроме бесконечного маникюра, заняться было и нечем.