— Папа, я пойду его вытащу, — сразу сказала Рафаэлла, — Если задержусь, за меня Марта.

— Одна не вытащишь, возьми оружейников.

За весь разговор ни Рафаэлла не посмотрела на Ласку, ни он не посмотрел на нее.

— Нам нужен герольд, — сказал Люциус, — Чтобы совсем уж по-настоящему. Черт устроит?

— Нет, — сказал Кшиштоф, — Вот точно говорю, все, кого черт объявит, поскользнутся или еще хуже.

— И я не хочу, чтобы мое честное имя лишний раз нечистый во всеуслышание говорил, — сказал Фредерик.

— Хорошо-хорошо. Есть желающие?

— Доминго? — предложил Ласка, — Попугай?

— Попугай? — переспросил Люциус, — А что, господа, он и фигура статусная, и яркий, и голосистый.

Доминго любезно принял предложение.

Открывать турнир досталось Ласке и Люциусу.

«Чорт номер два» ушел на конюшню, и конюхи привели оттуда привычного боевого коня пана Чорторыльского под привычным для пана седлом.

Люциус щелкнул пальцами и оказался в доспехах наподобие рейтарских и в шлеме-шишаке с нащечниками. Откуда-то прилетел и турнирный щит. С тремя лягушками и золотым поясом на червленом фоне. Нидерклаузиц сказал, что это герб дьявола, а не пана. Вооружился Люциус польской саблей без излишеств вроде елмани шириной с лопату, острия, уточенного в шило, изгиба в коромысло или перекрестья длиной с полсабли.

Ласка собрался биться верхом на молодом жеребце, купленном за большие деньги у Тышкевича в Логожеске. Жеребец сказал, что его летом начали учить, но никаких хитростей и приемов не давали.

Фредерик любезно одолжил рейтарский доспех и шлем-бургиньот со складным подбородником. И щит. В обозе у немцев нашлась залежавшаяся небольшая стопка деревянных щитов для конного боя на копьях. Бенвенуто взял из камина уголек и нарисовал на щите московского копейщика — святого Георгия, побеждающего змия. Георгий получился больше похожим на девицу, конь под ним — на собаку, а змий — на василиска, вроде тех, что встретили в Подземье.

— Турррниррр семи пррризов объявляю открррытым! — провозгласил Доминго, — На кону: живая вода, жалованная грамота на виленское воеводство, перстень царя Соломона, огнедышащий конь Элефант, сапоги-скороходы, ведьма Оксана Воронич и какая-то вещь из сундука, потребная пану Кшиштофу Шафранцу!

На ристалище с разных сторон выехали Ласка и Люциус. Пан черт вооружился саблей, слава Богу, что не мечом. Ласка знал, как рубиться конным против татарина, но не против европейского рыцаря. И так непривычно, что противник в доспехах.

— Первый туррр! Открывают пан Люциус Чорторыльский, хозяин турнира. Иван Умной, сын боярский из Москвы, — объявил Доминго и взмахнул крыльями.

Противники стартовали, быстро набирая ход. Удар! Сабли стукнули о щиты. Если делать все правильно, то так и должно быть.

Съехались еще раз, медленнее. Обменялись ударами. Кони закружились по часовой стрелке, то сокращая дистанцию, то разрывая.

Черту вместе с телом пана достались все умения пана. Но фехтовал он, как будто на каждое действие в книжку заглядывал. Тело исправно выполняло удары и защиты, а вот стратегии поединка не просматривалось. Даже ни разу не достал доброго молодцы хотя бы до звяка о доспех.

Ласка же приноровился и несколько раз поразил пана Люциуса и в правую руку, и даже в голову. Для начала по железу. Татары доспехов почти не носят, поэтому московиты не учатся фехтовать конными против защищенного врага.

На ходу Ласка сообразил, какой последовательностью действий раскрыть защиту и уязвить черта прямо в лицо. Но не успел.

Конь под Люциусом каким-то кошачьим прыжком повернулся и ударил коня Ласки грудью в бок. Ласка, держа в левой руке и щит, и уздечку, попытался сманеврировать и, конечно же, опустил щит. Люциус пробил наотмашь в голову, приподнявшись в стременах перед ударом и упав в седло после.

Ласка пришел в себя лежащим на полу.

— Живой, живой, — произнес доктор Бонакорси, — Удар в голову это всегда удар в голову, даже если и шлем выдержал.

— А? — спросил Ласка, ощущая, как болит голова.

— Удар был отменный, — сказал Вольф, — Мастерский. Тебя шлем спас, но голова поболит.

— Как он так коня повернул?

— Это не конь был. Чорт номер два превратился в коня, и никто не заметил.

— Так можно?

— Твои друзья протест заявили. Пан Чорторыльский сказал, что ты со своим конем по-лошадиному разговаривал. И ему, значит, можно по справедливости такого коня, чтобы на одном языке со всадником говорил. Пан Кшиштоф Шафранец потребовал, чтобы этот бой не считать, обязать всех выехать на простых конях, а тебе с Люциусом перебиться пешими. Нидерклаузиц хотел согласиться с Шафранцем, но ему не дали. Его этот, похожий на мышь, за рукав подергал. Похоже, у него у самого какая-то хитрая лошадь. А у феи вовсе единорог.

— Два на два? — спросил Ласка, держась за голову.

— Ага. Спросили у дам. Дамы говорят, не обижайте девочку, хотим на боевого единорога посмотреть. На том и остановились.

— Выдохни и выпей залпом, — сказал Бонакорси и протянул фляжку, — Панацея. От головной боли точно помогает.

— Герр Фредерик фон Нидерклаузиц и пан Анджей Мелецкий герба Гриф! — объявил Доминго.

Второй бой Ласка почти не видел. Панацея на вкус оказалась как крепчайшая водка с какими-то пряностями. Фредерик не без труда победил Анджея.

Немец в третьем сходе провел удачную атаку и воткнул клинок поляку в пройму кирасы под правую руку. Не убил, но ранил довольно серьезно. Своих врачей и санитаров у душегубов не водилось, потому что раньше их врачевал черт. Поэтому раненого утащил санитар Клаус к доктору Бонакорси.

После боя сидевшая среди дам Балбутуха сбегала на кухню, вернулась, села на свое место за столом и прикорнула, скромно облокотившись на подлокотник колдовского кресла.

— Пан Богдан Забодай и герр Йохан фон Мюллер! — объявил Доминго следующий