Шрифт:
Закладка:
Удар сердца Дарьен всматривался в разверзнувшуюся бездну, после чего порывисто сгреб Алану в охапку и, под ее шипящий вдох, аккуратно — когда ж ты уже научишься! — усадил к себе на колени.
— Прости, — выдохнул он, и ее глаза стали огромными.
— Это все фейри, — сказала Алана голосом мягкими, как мех горностая, — фейри. И Брокадельен…
— И ты спасла мне жизнь. Нет, — Дарьен прижал палец к ее губам, — подожди. Дай сказать. Сунуться в лес было моим решением. Вся эта авантюра была моим решением. Точнее, — улыбка вышла кривой, — я так думал. А ты была права. И когда предостерегала меня насчет леса, и потом, в аббатстве. Я с самого начала должен был сказать тебе больше.
— Может, — Алана отвела его руку и медленно переплела свои тонкие сильные пальцы с его, — оно и к лучшему. Не хочу думать, что могла бы отказаться.
А потом она улыбнулась. Но не так, как улыбалась ему в самом начале их пути, и не так, как улыбалась крестной, Кодру, кузену… Да кому бы то ни было! Такой, как сейчас, сияющей, теплой, близкой Дарьен не видел Алану никогда.
И почудилось, что платье ее вдруг изменилось. Волосы стали длиннее и легли на уже гладкий шелковый лиф двумя косами, перевитыми голубыми, в тон платью лентами. Совсем как та, что сгорела вместе с «Шинсо». А лицо…
Не может быть.
Этого не может быть.
Она не может быть!..
Или?
Глаза! Тоже голубые и, кажется, разрез похож. Как и нос, и губы…
Родинка?
Всеотец Вершитель, ну почему у Гвен не было приметных родинок?!
А возраст? Совпадает? Наверное. И похожа ведь. Похожа?
Или…
Или он просто цепляется даже не за соломинку, за воздух.
Теряет рассудок, как теряли его от жажды гребцы или ценители нефритовой пыли, переставшие отличать реальность и вымысел. Ведь если бы каким-то немыслимым, невозможным чудом перед ним сейчас действительно была Гвен, разве стала бы она молчать?
— Что-то случилось?
Дарьен моргнул и сидящая перед ним обеспокоенная, но тщательно это беспокойство скрывающая, отважная, ранимая и, похоже, любимая женщина, уже ничем не походила на девочку, которую он знал.
— Дарьен? — позвала Алана, перехватывая его взгляд. — Что-то случилось?
… И потерял.
Может, в этом все дело. Ему дано предостережение, какое, священники говорят, Всеотец иногда посылает, дабы вернуть сбившееся чадо на предназначенный тому путь. Что ж, сегодня, сейчас он прислушается.
И будет благодарен.
— Ты, — серьезно сказал Дарьен. — Ты случилась.
— Я?
Хмурилась она очаровательно. И прядь эта с упрямым завитком, опять выбившаяся из прически, тоже была… очаровательной.
— Да, — Дарьен погладил эту прядь. И шею. Тонкую ниточку жилки под кожей, что забилась сильнее под его пальцами. — Ты. Останешься?
— Где?
— Со мной.
Ее улыбка вспыхнула ярче полуденного солнца. И почти сразу погасла. Пять громких, как голоса барабанов-тайко, ударов сердца Алана смотрела в темноту, а потом, вновь улыбнулась. Вот только как-то… Обреченно.
— Дарьен, ты брат короля, а я…
— А ты лучшее, что случалось со мной за много лет, — перебил он, крепче сжимая ее ладонь. — И я буду последним дураком, если откажусь от этого… Откажусь от тебя из-за такой ерунды.
— Но король…
— Моя забота. Моя, — повторил он в ответ на ее взгляд. — Так останешься?
— Я…
Она закрыла глаза. Открыла и тихо выдохнула в абсолютную тишину его старой комнаты:
— Да.
— Да?
— Да. Вот только… Дарьен, подожди.
Алана выставила вперед руки, и он замер в полувздохе от ее губ.
— Мне нужно будет отлучиться. Ненадолго, — добавила Алана сосредоточенно. — Думаю, за неделю, я узнаю, кто назначил награду за твою жизнь.
Она что, опять собралась его спасать? Сама?
Совершенно невозможная женщина!
— Кажется, сейчас мы будем спорить, — подумал Дарьен вслух.
Но прежде чем они и правда начали спорить, все же поцеловал ее. И потом, когда закончили, тоже.
Глава 29
Мы выехали из Шасселя после обеда, и еще до того как колокола столичных храмов начали созывать добродетельных горожан к вечерней службе, я увидела на горизонте каменный пояс внешней стены Кериниса. Сердце дрогнуло, застучало быстрее, и это неожиданное волнение объяснялось даже не тем, что впервые мне выпала честь войти в прекраснейший, как твердят труверы, из городов Арморетты через Благословенные ворота, а тем, что слева сидел Дарьен. И держал меня за руку.
А там, за стеной, названной в честь короля Хьяльмара, за широкими улицами и площадями Нового города, за обглоданной временем стеной Хоскульда и паутиной улиц города Старого, лежал серп Полулунного залива. И в нем — некогда пустынный остров, на котором почти тысячу лет назад Хлодион Завоеватель, заложил первый алтарь Всеотца. И первый камень Цитадели.
Раньше, когда мне доводилось проезжать мимо моста Королей и вырастающих на том конце стен, я думала о всякой ерунде: отрывках исторических хроник, количестве и высоте башен, численности двора и том, сколько дерьма ежедневно выливается в море из позолоченных золотых ваз. Сейчас же, представляя каменную корону Цитадели, я видела дельфинов. Да, тех самых дельфинов, что играют на закате в водах Полулунного залива, и слышала песню, подобную перезвону серебряных колокольчиков. Ведь Дарьен был рядом и держал меня за руку. Он обнимал меня прошлой ночью, рассыпая по коже горячие искры, а в глазах его я видела радость и жажду.
Правду говорила наставница: иногда слова действительно не нужны.
— Это не первый ваш визит в столицу?
Я увлеклась настолько, что понадобилось пожатие Дарьена, прежде я чем соотнесла свою более чем скромную персону, этот вопрос и то, кем он был задан.
— Первый через Благословенные ворота, Ваше Величество, — я повернула голову и встретила обманчиво-безразличный взгляд светлых глаз. — И в столь изысканном обществе.
— Действительно, — сказал король, — хотя адельфи Аделаида, я слышал, не любила Керинис.
И потребовалось вся моя выдержка, чтобы не выказать удивления, проглотить обжигавший язык вопрос и почти спокойно ответить:
— Кто бы ни рассказал вам это, Ваше Величество, — о, я бы дорого заплатила за имя особы столь осведомленной, — не солгал. Она действительно не любила столицу.
И только разгадав загадку картины в ее кабинете, я поняла: ростки этой нелюбви были щедро удобрены пеплом Альби.
— Секреты, — Дарьен медленно подался вперед, отвлекая на себя монаршее внимание, — знаешь, брат, что-то устал я от секретов.
Ему мой план не понравился. И пусть я задействовала все свое мастерство, убедить Дарьена в том, что я смогу без угрозы для себя выяснить, кто назначил награду за его голову, не удалось. Особенно