Я будто проглотила огненный меч. Сбылся мой самый жуткий страх, и не в первый раз. Я схватилась за голову и напрягла слабеющие конечности. Я могла усыпить евнухов, но чтобы забрать сына у Мансура, нужно пробиться сквозь его личную, вооруженную и закованную в доспехи стражу. А кровавые руны при всем своем могуществе не могут заменить армию.

– Ты ему веришь? – спросила я Мириму. – Что я самая гнусная из шлюх?

Она покачала головой:

– Конечно, я не верю в такую мерзкую чушь. Я знаю, что ты достойная женщина. Я помню твою кровь в первую ночь, когда Кярс возлег с тобой, и точный день и час, когда лекарь решил, что ты беременна. Я не отводила от тебя глаз все это время, и ты даже не смотрела на другого мужчину.

Я взяла ее унизанную кольцами руку, которая оказалась грубее, чем я ожидала.

– Благодарю тебя, султанша. Твое доверие много значит для меня. Но я не могу просто ждать, пока вернется Кярс. Я должна что-то сделать ради безопасности сына.

Пока евнухи храпели в парных, путь из гарема был открыт. Но на воротах стояли люди Мансура, и они нас не пропустят. Для этого у меня имелась кровавая руна попроще, и пора было уходить.

Когда я шла к выходу, где меня ждала Селена, Мирима крикнула мне вслед:

– Куда ты, милая?

Я повернулась к ней:

– Я не спасу сына, оставаясь здесь пленницей.

Хотя я толком не понимала, куда мне идти.

Мирима подобрала юбки и поспешила ко мне.

– Не торопись. Одна ты не уйдешь далеко. Я закажу экипаж, и мы поедем к единственному человеку, который может спасти тебя и твоего сына.

– Но Кярса здесь нет, – покачала я головой.

– Я говорю о Великом муфтии Источника, Хизре Хазе.

Мирима обрядила нас с Селеной в сине-зеленые кафтаны и вуали, чтобы мы стали похожи на ее служанок. Ее любовь к моему сыну могла сравниться с моей, поэтому я не сомневалась в ее искренности. Мы доехали до храма святого Джамшида, где находились орден первого святого правителя и Источник. По закону, установленному Тамазом, только Источник мог приказать убить кого-то из рода Селуков. А поскольку вся страна считала моего сына таковым, Хизр Хаз становился могущественным союзником в этой борьбе.

Мелькнувшая мысль о сыне, плачущем в руках этого дьявола Мансура, наполнила меня отчаянием. Сколько моих детей умерло у меня на глазах? Я не позволю этому произойти еще раз, чего бы оно ни стоило. Только не снова, не снова, не снова. Пусть весь мир истечет кровью, пусть Великий ужас изменит нас всех, но мой сын не будет страдать.

И все же у меня была высшая цель, не просто как у матери. Мой сын – Потомок. И падишах Последнего часа. Я должна позаботиться о его будущем ради всех и каждого.

Наш экипаж с лязгом остановился посреди главной улицы Кандбаджара. Впереди перевернулась телега с металлическими слитками, и они высыпались на дорогу, поэтому охранявшим нас всадникам пришлось спешиться и помогать расчищать путь.

– Пар… усыпил их всех, – покачала головой Мирима. – Трудно в это поверить, но все же я видела это своими глазами. Куда катится мир, если слуги считают себя достойными нашей роскоши?

Проснувшиеся евнухи смутились, обнаружив себя в парных. Они придумывали этому всяческие оправдания. Благодарение Лат, колдовство не упоминалось. Не самый продуманный мой план, но мы все же выбрались на свободу.

Селена смотрела в окно, погрузившись в раздумья. Возможно, перед ее мысленным взором танцевала Адония. Мы сидели напротив Миримы, сжимавшей руки и жаловавшейся на дурное обслуживание в Песчаном дворце.

– А как ведут себя слуги у тебя на родине? – спросила она по-сирмянски, а значит, обращаясь к Селене.

Но та продолжила смотреть в окно. Я подтолкнула ее.

– Что? Мои извинения, султанша, – сказала она. – У меня на родине нет рабов. Нашей верой запрещено владеть душой другого человека.

– Но у вас, конечно же, должны быть евнухи, – заметила Мирима. – Кто присматривает за вашими женщинами?

Селена кивнула:

– Да, у нас есть евнухи, но они тоже свободные люди.

– А что значит «свободные»? Они могут просто бросить службу, когда захотят?

Селена озадаченно изогнула губы:

– Нет, но им, по крайней мере, платят.

– Как и всем рабам в Аланье. Тогда в чем разница?

– У свободного человека есть гордость, – голосу Селены недоставало убежденности.

Мирима горько вздохнула:

– Гордый слуга – последнее, что кому-нибудь нужно. Гордость и услужение не могут сочетаться в одном сердце. Чтобы служить, нужно признать себя ниже хозяина.

– Я служила и все же горжусь тем, кто я есть, – возразила Селена. – И тем, откуда я.

Мирима царственно выпрямилась и гневно посмотрела в удрученные глаза Селены:

– В этом твоя проблема, милая.

Селена мудро не ответила. Вся оставшаяся поездка прошла в неловком молчании.

Я потихоньку набиралась надежды, когда наш экипаж остановился перед большим храмом. Мириму все еще сопровождали гулямы, что меня удивило, и они вошли вперед нас. Спустя несколько минут они жестом пригласили нас выйти и повели через мириады арок. Казалось, воздух движется так быстро, словно это было не просто дуновение ветерка. Мы подошли к зданию с плоской крышей позади увенчанного куполом храма. Пройдя по залитому солнцем коридору, который гулямы расчистили к нашему появлению, мы вошли в комнату со скрипучей дверью.

На полу за низким столиком, заваленным книгами и свитками, сидел Хизр Хаз, прислонившись спиной к стене. Он встал поприветствовать нас. На нем был не обычный плащ из чесаной шерсти, а грубый кафтан, который заканчивался чуть выше голых лодыжек.

Он жестом пригласил нас сесть, хотя в комнате не было ни одной подушки. Лишь холодный каменный пол без ковров. Мы с Селеной сели, а Мирима целую вечность устраивалась поудобнее – как обычно, с прямой спиной и сжатыми ладонями. Резкий контраст с Селеной, подпершей подбородок кулаком.

– Мои извинения, но я не знал о вашем визите, – будничным тоном сказал Хизр Хаз. – Я сам бы приехал во дворец, где все было бы более достойно, если бы вы дали мне знать.

– Мы ищем не достоинства, – сказала Мирима. – Конечно, вам известно, что произошло во дворце. Что делает ваш старый друг.

– Мой друг и ваш брат, – вздохнул Хизр.

Мирима повернулась ко мне:

– Давай, дорогая. Лучше, если он услышит обо всем от тебя.

Я приложила руку к груди.

– Мансур обвинил меня в неверности и забрал моего сына, заявляя, что он рожден не от семени Кярса. Я не сомневаюсь, что он убьет моего сына, таков