Покинув тронный зал, я поспешила в покои Селены, где она будет ждать меня. Они, как и подобает, располагались в башне, и я долго поднималась по ступеням в туфлях, предназначенных для танцев, но упала лишь в ее объятия на пороге.

Она толкнула меня на кровать. Я хотела сопротивляться, но, наверное, лучше позволить Адонии испытать свое счастье. И, что важнее, нужно позволить Селене попробовать эту ее фантазию. Мысленно я представила себе опустевшие водяные часы – кап-кап-кап – цикл закончится в любой момент.

Селена едва успела снять с меня одежду, как перед глазами появились трещины, словно птица ударилась о стекло. Когда она провела языком у меня во рту, Адония растаяла от удовольствия, а я старалась не поддаваться экстазу. Я почувствовала вкус слюны Селены, молочный с солеными нотками, почти как айран, не похожий ни на один вкус крови, который я пробовала. Может, это… еще один редкий тип?

Мир распался на куски, оборвав экстаз Адонии.

Я очнулась в парной Песчаного дворца. Я лежала, будто спала, накрытая мокрым полотенцем вместо одеяла. Селена дрожала на полу, ее полотенце закрывало лицо.

Я откинула его, чтобы увидеть красные, мокрые от слез щеки.

– А… Адо… Адония, – прошептала она. – Как… как.

– Я же говорила, что отправлю тебя домой.

Она схватила меня за руку. Сжала.

– Прошу, отправь меня обратно. Я хочу обратно. Пожалуйста.

Я покачала головой:

– Милая, так не получится. Там, откуда я пришла, некоторые колдуны каждый день возвращаются, не в силах выносить свою настоящую жизнь, поскольку созданные ими руны намного лучше.

– Ты не понимаешь, – выкрикнула Селена. – Ты не понимаешь, каково это… быть снова дома…

– Ты не была дома, милая. Это был мираж. В этом сила кровавых рун. Они вызывают то, чего ты больше всего хочешь. И я тебя понимаю, я ведь тоже была там. Я чувствовала… все.

Она уставилась на меня, не веря своим ушам:

– Ты смотрела?

– Нет… я была там. Я была.

Похоже, мои глаза рассказали ей все. Она в ужасе отшатнулась, щеки залила краска.

– Ты… нет.

– Так получилось, что у нас с Адонией один тип крови. Тебе нечего стыдиться. – Я сделала паузу, чтобы отдышаться, это путешествие вымотало меня. – Теперь я понимаю тебя, дорогая. Я понимаю, что ты оставила, понимаю, о чем так тоскуешь. Я понимаю тебя даже лучше, чем собственных дочерей.

Она хрипло произнесла:

– Но я не понимаю тебя. Я даже не знаю, кто ты. Не знаю, чего хочешь от меня или почему. Ты… ты раскрыла меня, а сама прячешь все!

– Потому что мне есть что прятать. Я вовсе не открытая книга. Если бы ты заглянула в мои фантазии, как я в твои, то не нашла бы там девчонку, резвящуюся в замке. Ты увидела бы реку крови, змеящуюся сквозь само время и источающую смрад от трупов целых поколений, целых династий моих врагов.

Селена встала и обернулась полотенцем.

– Я могу заполнить пробелы. Ты колдунья. Ты намного старше, чем выглядишь. Ты потомок Хисти и, похоже, выполняешь такую же важную миссию. Возможно, это ты вызвала хаос в стране или, наоборот, пытаешься остановить его. Но в любом случае это не имеет ко мне никакого отношения. И если я встану на чью-то сторону, твою или противоположную, это только прибавит поводов держать меня взаперти.

Я тоже встала и завернулась в полотенце.

– Всем придется выбрать сторону, Селена, это я тебе обещаю. Это твой шанс выбрать сторону победителя, единственный шанс. Потому что я выйду из этой купальни на своих ногах, а потом раздую пламя войны, которое поглотит не только Кандбаджар, не только Аланью, но и весь восток.

– Так вот ты кто? Виновница войн и погибели? С меня хватит!

– Ты предпочтешь прозябать в этом гареме, быть игрушкой какого-нибудь принца? Пойдем со мной, я позабочусь, чтобы ты вернулась домой. В настоящий дом, а не какой-то мираж. И если эта девушка, Адония, еще жива, ты сможешь любить ее до конца своих дней. – Я протянула руку. – Ты знаешь, кто я. Знаешь, кто они, там, снаружи. Ты либо со мной, либо с ними. Выбирай.

Она уставилась на мою руку. Смотрела так долго, что мне стало больно держать ее на весу. Я уже собиралась убрать руку, когда Селена сказала:

– Я слышала, что Адония жива. Как и мой отец. И я ничего не хочу так сильно, как быть снова с ними. Ты поведала мне свои тайны, а значит, доверяешь мне, так что… я доверюсь тебе.

Мы пожали друг другу руки. А потом я рассказала ей, что собираюсь сделать.

У меня еще оставалось немного крови завоевателя, которую Вера собрала с губы Сиры, и я захватила крошечный флакон с собой в купальню. Одевшись, мы приступили к осуществлению моего наспех придуманного плана. Сначала я подкатила кресло к дверному проему и встала на сиденье. Селена крепко держала кресло, а я обмакнула палец в разведенную кровь и начертала руну на дверной коробке, чуть-чуть выступавшей из стены со стороны потолка, чтобы никто ее не заметил. Узор напоминал три глаза, разрезанные линией. Я пробудила звезду, и она замерцала.

– Закрой глаза, когда будешь проходить в дверь, – предупредила я.

Селена послушалась и, шепча «Марот, прости меня», вышла из купальни в коридор.

– Кто-нибудь, помогите! – крикнула она на парамейском с жутким акцентом. Но она, по крайней мере, что-то выучила. – Султанша ранена!

В комнату вбежал евнух в бордовом одеянии.

– Султанша, что с вами? Что случилось? – Он схватился за голову: – О боги… почему вдруг… так хочется спать.

Его глаза остекленели, и он рухнул на мокрый мраморный пол. Напрягая все мышцы и кости, я оттащила евнуха в парную, чтобы другие его не заметили.

Селена бегала по коридору с криками о помощи, прибегали другие евнухи, их постигала та же судьба. Их сопение напоминало берлогу медведей в спячке, на которую я однажды набрела в Бескрайности много лет назад. Через пять минут большая часть евнухов гарема спала в парных.

Я закрыла глаза и прошла через дверь. В залитом изумрудным светом ламп коридоре собрались десятки наложниц посмотреть, что случилось. Среди них стояла и Мирима. Я подошла к ней.

– Где мой сын?

– Зедра, милая, ты снова ходишь? – недоуменно выгнула брови Мирима. – Я слышала, ты ранена.

– Все в порядке, я просто упала. Где Селук?

Брови Миримы безвольно опустились.

– Мой брат забрал его. Ты знаешь, что он говорил. Боюсь, я… – Она кашлянула. – Я не знаю, что он собирается сделать с