дноуглубительная машина. Она состояла из сосуда, оборудованного (предположительно) захватом, перемещаемым системой рычагов, винтом и лебедкой, которые приводились в действие силой не менее восьми человек. По всей вероятности, она была создана по образцу двигателей, которые использовались для дноуглубительных работ на каналах Венеции[729]. Это «итальянское» устройство, вероятно, проработало в Кампене несколько лет, но на последующие разработки дноуглубительного оборудования вдоль берегов Зёйдерзе оно не повлияло. Когда Амстердам, Энхуизен и другие портовые города в Голландии и Фрисландии в 1590 – 1660 гг. обратились к использованию дноуглубительных машин для очистки своих гаваней и каналов, они использовали двигатель другого типа.

Аналогично расширение добычи сельди и торгового судоходства в Северных Нидерландах первоначально во многом было обусловлено внедрением технологий, которые впервые появились в других регионах. Ключевое новшество начала XV в. (а именно переход к практике потрошения и засолки сельди прямо на корабле), вероятно, впервые появилось в прибрежных районах Фландрии, а уже затем – в Голландии и Зеландии. Бот для ловли сельди, который обладал подходящими средствами для применения нового метода хранения рыбы, по-видимому, был модификацией более старого типа скандинавских грузовых кораблей[730]. В проектировании судов корабелы северных Нидерландов сначала следовали традициям, которые практиковались на всей территории от Балтики до Англии и западного побережья Франции[731]. Большинство крупных кораблей, построенных в этом регионе Нидерландов до середины XV в., вероятно, принадлежало к тому же типу, который уже был распространен в северных водах (когг). Вероятно, впервые спроектированный во Фризии, когг достиг наивысшей степени совершенства в XIII–XIV вв. на верфях северогерманских торговых городов[732]. Начиная со второй половины XV в. проектирование кораблей в Голландии было обязано своим успехом Испании, Португалии и Бретани, а также городам Северной Германии. Трехмачтовый корабль, или каравелла, который Ричард Ангер назвал «великим изобретением европейского кораблестроения средних веков», вероятно, был сначала спроектирован по образцу баскских кораблей в Бискайском заливе во второй четверти XV в. Корабль сочетал элементы северных и южных традиций судостроения. Распространение этого типа кораблей в Северных Нидерландах первое время сильно зависело от технологических знаний из Бретани и Пиренейского полуостровом. Первые каравеллы в торговом флоте этого региона были либо импортированы из Испании, либо построены на месте заграничными корабелами-наемниками. Самую старую из известных в Нидерландах каравелл построил португалец недалеко от Брюсселя в 1439 г. Первую каравеллу, построенную в Зеландии, в Зирикзе в 1459 г., спроектировал корабельный плотник из Бретани. После 1460 г. местные судостроители в городах Голландии, например в Хорне, также начали строить каравеллы[733]. Когда эти иностранные модели были освоены, голландские кораблестроители в XVI в. – особенно со второй его половины – начали создавать новые конструкции или модификации судов для перевозки навалом, таких как буер, влибот и флейт[734].

Технология навигации, используемая в голландской судоходной отрасли, частично была заимствована из Южной Европы. Единственным навигационным инструментом, обычно используемым на голландских кораблях до 1580-х гг., был магнитный компас, который заимствовали у средиземноморских моряков[735]. Некоторые голландские моряки к середине XVI в., как и их коллеги из Италии и Пиренейского полуострова, стали прикладывать к общепринятым навигационным журналам морские карты. В то же время в Северных Нидерландах были известны высотно-измерительные приборы южноевропейского происхождения, такие как эккер и корабельный румпель, хотя они еще не стали популярными[736].

Производство пива и текстильное производство, другие развивающиеся отрасли позднего Средневековья, частично были обязаны своим развитием внедрению зарубежных технологий. Ганзейский союз вновь послужил примером – теперь уже в производстве пива. Переход пивоваренной промышленности в городах Голландии и Утрехта к производству хмельного пива в 1320 – 1350 гг. по примеру пивоваров Гамбурга и Бремена заложил основу для быстрого увеличения объема производства и экспорта с конца XIV столетия[737]. В текстильном производстве Север следовал примеру Юга. Примерно в 1340 г. производство экспортной шерсти в Нидерландах было в значительной степени привязано к юго-западу от линии Антверпен – Маастрихт. Только в конце XIV в. ткани для отдаленных рынков, особенно для Северной Германии и Прибалтики, стали производить в городах, расположенных к северу от этой границы[738]. В отличие от Н.У. Постумуса, который в своем классическом исследовании текстильного производства в Лейдене утверждал, что местное производство ткани до последней четверти XVI в. не могло находиться под влиянием Фландрии, поскольку доля фламандцев среди прибывших граждан в этом городе в 1365 – 1574 гг. в среднем никогда не превышала 7,5 %[739], я считаю, что технология, которую использовали в текстильной промышленности в Лейдене и других развивающихся центрах текстильного производства в северных Нидерландах в позднем Средневековье, на самом деле была частично заимствована с Юга. Горизонтальный широкоугольный ткацкий станок, управляемый двумя ткачами, который, по мнению Постумуса, был обычным ткацким станком, использовавшимся в Лейдене в XV в.[740], был, вероятно, фламандским изобретением. Именно этот новый тип ткацкого станка, появившийся в XIII в., позволил в течение нескольких десятилетий до 1340 г. значительно расширить производство сукна во фламандских городах[741]. Кроме того, значительная часть рабочей силы в валяльном производстве состояла из переселенцев из Южных Нидерландов. Из 391 сукновала, зарегистрированных в Лейдене в 1447 – 1452 гг., происхождение которых известно, около 80 (или 20 %) переселились из Льежа, Эно, Фландрии или южной части Брабанта[742].

Однако, даже если вклад Фландрии на ранней стадии развития текстильного производства на Севере был выше, чем утверждал Постумус, это не означает, что история развития этой отрасли полностью связана с импортом знаний и навыков с Юга. Недавно Герман Каптейн продемонстрировал, что эволюция этой отрасли имеет более четкие признаки, чем это считалось ранее. До 1580 г. текстильное производство претерпело несколько циклов роста, сокращения и реструктуризации, что в разных городах сказалось по-разному. Энергичное расширение, имевшее место до 1430 г., сменилось серьезным кризисом, продолжавшимся до 1445 г. Рост снова был прерван спадом в 1480 – 1490-х гг., периодом волнений, продолжавшимся примерно в 1520 – 1535 гг., и очередным кризисом в 1560 – 1570-х гг. Поскольку эти кризисы были сбалансированы приходом инноваций, эти инновации в основном зарождались в городах Северных Нидерландов. Усилия по внедрению изобретений с Юга не принимались безоговорочно. Попытки торговца тканями из Диксмуйдена Адриана Мэя получить официальную поддержку для внедрения текстильного производства «на манер Брюгге» в Харлеме (1527 г.), Мидделбурге (1528 г.), Утрехте (1546 г.) и затем снова Мидделбурге (1546 г.), в конечном счете потерпели неудачу[743]. Однако в нескольких случаях решающие усовершенствования для перестройки текстильной промышленности в городах Голландии привозили переселенцы из-за границ Северных Нидерландов. Преобразование Харлема в ведущий центр производства тонкого сукна во второй четверти XVII в., безусловно, было связано с импортом иностранных знаний и навыков.

В 1524 г. городское правительство Харлема заключило соглашение с группой четырех испанских предпринимателей во