отложилась в памяти Ильи: он выпил в местном кафе всего один бокал шампанского, от которого внутри стало еще более кисло, немного посмотрел с Яном праздничную программу и перед сном еще раз созвонился с Леной. Он старался держаться невозмутимо, но нервы были на пределе. Жуткая община на тихом побережье становилась все ближе и ее смрадный дух будто доносился до него с другого края снежной пустоши. Эти четыре женщины убили человека, или по крайней мере дали умереть, а значит, у них уже снесены те душевные барьеры, которые делают людей слабыми и податливыми. А может, они и родились без них, такое тоже бывает.

Илья немного оттаивал лишь в разговорах с Яном, правда, вечером второго января мальчик тоже приуныл и в основном просто сидел рядом с отцом, потираясь щекой о его плечо. Они вдвоем съели большую порцию жареных крылышек, напились лимонаду, посмотрели обе любимые серии «Один дома» и старались ничего не говорить о завтрашнем дне, даже самого невинного.

Но Илье все время слышались звуки невидимого счетчика, как в детстве, за чтением книжки о Муми-тролле и комете, — страницы, на которых герои коротали время в предчувствии катастрофы, казались ему едва ли не самыми страшными из всех мрачных сказок. Возможно, потому, что о приближении кометы рассказывалось простым и обыденным языком: вот она с муравьиное яичко, вот уже с теннисный мяч, вот выросла до размеров колеса, вот превратилась в огромный огненный шар, а вот и заполнила все небо, раскалив воздух, иссушив земли и обратив в бегство все живое.

— Я тебя очень люблю, — вдруг сказал Ян и положил голову на колени Ильи.

— Я тоже очень люблю тебя, хороший мой, — отозвался он, почувствовав предательскую тесноту в горле. — Ты там не плачешь?

— Нет, что ты, пап! Мы же сильные, просто я за тебя боюсь...

— А ты не бойся, воробышек, — решительно сказал Илья и посмотрел мальчику в глаза. — Запомни самое важное: я всегда тебя буду так же любить, даже если мы изменимся.

— В каком смысле? Я вырасту, а ты состаришься?

— Ну и это тоже. Давай-ка ложиться спать, а то у тебя глаза заболят, — ответил Илья, хотя ему очень хотелось, чтобы ночь не заканчивалась. Стены небольшой комнаты будто оградили их от опасности, которая представлялась ему каким-то липким, студенистым прожорливым комом, переваривающим заживо и плоть, и душу. Как свидетельствовали электронные часы, время перевалило за полночь. «Значит, сегодня, — подумал Илья. — Уже сегодня».

— Вот посмотри в окно, — сказал он, укладывая Яна спать. — В той стороне другой берег Суоменлахти, куда я уеду. Мы с тобой будем почти друг напротив друга, а между нами — только вода и остров Ретусаари. Наверное, в какой-нибудь очень сильный увеличительный прибор мы даже могли бы увидеть друг друга.

— Но ведь у нас такого прибора нет, — сказал Ян, недовольно надув губы.

— А мы будем включать свет по вечерам в одно и то же время и подходить к окну. И знать, что мы друг на друга смотрим. Хорошо?

— Хорошо, пап, — ответил мальчик и немного просиял. — А Лена? Где она будет в это время?

— Она у себя дома, Ян, но о ней мы тоже будем думать. Ведь правда? А сейчас давай спать, нам всем нужно отдохнуть.

Ян улыбнулся, укрылся теплым одеялом и вскоре задремал. Илья тоже прилег, и от усталости его сморило довольно быстро. Однако он открыл глаза еще до звонка будильника, по-быстрому выпил кофе, поел сухого печенья и стал будить сына. Ян спал так же тихо и крепко, как в младенчестве, но если требовалось встать пораньше, никогда не капризничал.

Он поцеловал отца в щеку — оба не видели в этой ласке ничего постыдного для мужчины, — и они попрощались. Внутри было так же зябко, как за окном, а когда Илья вышел на улицу, как назло, повалил мокрый снег и в полумраке он с трудом разбирал дорогу до станции. Наконец вдали послышался привычный ему с детства гул поездов, и на душе немного полегчало. Огни вдоль железной дороги сейчас казались спасительными маяками, как светящиеся гирлянды на елках, из года в год обещающие, что теперь-то все уж точно будет хорошо. Электричка выплыла из липкого белого тумана совсем бесшумно и распахнула свои теплые чертоги.

Дорога до поселка Лебяжье, где располагалась община, выдалась долгой, и почти все по пути напоминало Илье о светлых временах. Однажды они с Леной приехали на залив в пору золотой осени, она уже была с внушительным животом и все время его поддразнивала, пытаясь убежать. Природа окрасилась в любимые им яркие и теплые краски: песок после недавних дождей стал терракотовым, листья сверкали желтыми, алыми, бордовыми пятнами, будто экзотические плоды на пиршественном столе, и только ярко-голубое небо оставалось холодным и тихим. И Лена, с рыжими волосами и в синем платье, беззаботная и игривая. Он называл ее «минун тули» — «мой огонек», как однажды на свадьбе, и думал, что рядом с ней будет всегда тепло, порой немного больно, но даже тогда сладко и восторженно.

Теперь же за окнами была питерская сырая темнота, нелюдимая, неприветливая, но всегда готовая укрыть тех, кто желает проскользнуть незамеченным. Время от времени Илья поглядывал на конверт с фотографией, а в кармане, как и прежде, уместились рукавицы старой Кайсы.

Когда Илья прибыл в поселок, уже выглянуло солнце и на южном берегу залива царила чистая снежная благодать. По синему небу плыли перистые облака и берег тоже казался нежно-голубым, лучи играли на льду и мелькали среди голых черных деревьев.

Однако ни тишина, ни ясная погода не могли его обмануть. Дом, где жила община, располагался на небольшом пригорке вблизи залива, и именно сюда Илья забрел под видом увлеченного туриста. При себе у него был фотоаппарат «Зоркий», доставшийся от отца, — Илья захватил его не только ради образа, но и по прямому назначению: подобная фототехника вызывала меньше подозрений, чем привычный смартфон. Решив прикинуться финским путешественником, Илья оставил у Яна свой телефон и прочие личные вещи, которые могли его выдать, так как не сомневался, что хозяйки дома станут в них рыться. Взамен этого он прихватил несколько книг и журналов, купленных в Финляндии, небольшой запас евро, папку с рукописями Кайсы и фотографии живописных работ. Те принадлежали художнице, с которой у Ильи был роман в Котке,