Он говорил, глядя на Элу, но острие вопроса целило в меня.

– С каких пор, поцелуй тебя Кент, ты такой дерганый? – спросила я, покачав головой.

– Несколько лет назад на Пояснице, – заговорил Рук, медленно повернувшись ко мне, – у меня был командир. Северянин, бледнокожий, с удивительно голубыми глазами. По имени Коллум, но все его называли Ледышка Коллум. И не за наружность, уверяю тебя. Он был здоровенный парень, и пот лил с него ведрами. Мы его прозвали Ледышкой, потому что его ничем было не пронять. Никто не мог его завести. Он никогда не дергался. Местное племя нашпиговывает наш форт стрелами, а Коллум стоит на стене, на самом виду, словно и не замечает. Он попросту не желал ни о чем беспокоиться.

– Мне это знакомо, – кивнула я, покосившись на Элу.

Та улыбнулась.

– Коллума все любили, – говорил Рук. – Все им восхищались. Он считал себя неуязвимым, поэтому и другие решили, что он неуязвим, и сами себе рядом с ним казались немножко неуязвимее.

– По законам жанра, – вставила Эла, – он должен оказаться вполне уязвим.

Рук покачал головой:

– Однажды жарким туманным утром он расхаживал по стене, покрикивал на нас, как всегда, и тут короткая легкая стрелка из джунглей попала ему прямо в горло.

Коссал тихо выбранился. Я сперва решила, что его огорчила гибель Коллума – и это было бы странно, учитывая обстоятельства, – но тут же поняла, что жрец не слушал рассказа, пытаясь вытряхнуть из бутылки с квеем змеиный трупик. Как видно, поучительная история кончины Коллума его не увлекала.

– Понятно, – снова обернулась я к Руку. – Нам положено бояться твоих затаившихся в тени людей. Мы должны сидеть как на иголках. Ты донес до нас эту мысль.

– Не уверен, – отозвался он. – Мне нет дела, на чем ты сидишь. Можешь веселиться, метаться в панике или напиться пьяной. Ты меня спросила, с каких пор я такой дерганый. Так вот: с тех самых – с той минуты, когда увидел, как Ледышка Коллум валится через парапет. С тех пор я решил, что риск отлично смотрится и хорош в легендах, но для жизни он ни Кента не пригоден, особенно в армии. После смерти Коллума командование перешло ко мне, и мы больше не рисковали. Поэтому Аннур доверил мне дела здесь. И еще скажу тебе: в данный момент вы трое кажетесь мне охрененным риском, а чтобы от него избавиться, мне довольно рукой махнуть.

Он говорил так спокойно, таким обыденным тоном, что, стоило мне отвлечься, скажем, на ковырявшего щепкой в горлышке бутылки Коссала, я могла бы не заметить угрозы. Рук не бахвалился. Он никогда не выходил на ринг, если не был готов сделать из противника котлету, и коль уж сейчас раскрывал свои карты, значит был абсолютно уверен, что может нас убить. Но еще это значило, что убивать он не хочет.

У меня в сердце всколыхнулась обжигающая надежда.

Коссал наотрез отказался поддержать мою игру – и все же Рук не отдал приказа стрелкам. До какой же степени отчаяния я дошла, если в отмене казни увидела надежу на романтическое продолжение! Я собралась с мыслями, отыскивая выход из тупика, и через минуту повернулась к Коссалу:

– Скажи ему, кто мы.

Старый жрец поморщился. Он уже насадил змею на острый конец щепки, но все не мог протиснуть ее через узкое горлышко.

– И ради всего святого, не мог бы ты, если уж тебе так нужна эта драная змейка, просто выпить квей до дна?

– Хочу сохранить трезвость, – рассеянно, не отрываясь от своего занятия, возразил он. – Вдруг понадобится кого-то убить.

– Кого именно? – спросил Рук, склонив голову к плечу.

– Широкий выбор, – пробормотал Коссал и подбородком указал на Элу. – Испытываю большое искушение начать с нее, но мой бог не одобряет жертв, принесенных в досаде или гневе.

– Ваш бог? – негромко переспросил Рук.

– И ваш тоже, – хмыкнул Коссал. – Общий бог. Ананшаэль.

– Вы хотите сказать, что присягнули черепу? – ровным голосом уточнил Рук.

Эла расхохоталась. Протяжный радостный смех шел из самого нутра. Мне захотелось перебить ей глотку.

Коссал только пожал плечами. Он придавил змейку к стенке бутыли и медленно подтягивал к горлышку.

– Мы – Присягнувшие Черепу, – ответила я за него, – и чисто случайно интересуемся гражданской жизнью Домбанга.

Я не могла ни вбить слова Коссала ему в глотку, ни проигнорировать их. Оставалось одно – на них же и выехать. Сколько я могла судить, старый жрец не стал бы ни убеждать Рука в своей правдивости, ни подтверждать мою ложь. Жидким дерьмом ему сралось, что там вообще думает Рук.

– А кем мы тебе больше нравимся? – кокетливо осведомилась Эла, выпячивая губки так, будто попробовала слова на вкус. – Присягнувшими Черепу или кеттрал?

Рук внимательно посмотрел на нее и обернулся ко мне.

Я с изумлением услышала собственный смех – все напряжение этого дня выходило из меня с шумными дыхательными судорогами.

– Я тебе правду говорю, Рук. И Эла тоже. Коссал, сварливый старый дурак, всерьез принял уставной запрет открывать, кто мы такие. – Я покачала головой. – Подумаешь! В дельте что-то есть. Вуо-тоны или что другое, все равно тебе нужно это найти и уничтожить.

Коссал, который как раз прикусил головку змеи, перестал хрустеть, впервые проявив интерес к разговору.

– Вот это я готов обсудить, – вставил он.

Эла обожгла Рука взглядом:

– За полночи ты не удосужился рассказать мне о приключениях в дельте?

– Не так громко, – проворчал Рук.

Жрица пропустила предупреждение мимо ушей – ближайшие гости сидели за несколько столиков от нас – и только наклонилась поближе к Руку.

– Мы очень хорошо умеем убивать, – промурлыкала она и обернулась на меня. – Кого надо убить?

– Кого-то, способного вырвать глотки полусотне вооруженных легионеров, – ответила я. – И сажающего цветочки в глазницы мертвецов. Выдающего себя за богов.

– Никакие это не боги, – вставил Рук.

Коссал отодвинул змеиную головку за щеку.

– Женщина из той лачуги, кажется, считает иначе, – заметил он.

Теперь Рук заинтересовался старым жрецом.

– Вы следили за нами в Запрудах?

– Мы всюду за вами следим, – заметила Эла. – Я была при вашей первой встрече в банях.

Я не знаю никого невозмутимее Рука. Я видела однажды, как он почти не поморщился, получив дубинкой по ребрам, но вот с такими, как Эла и Коссал, не привык иметь дело. Его, казалось бы, совершенная непробиваемость дала слабину, пусть даже заметную пока мне одной.

– А ты на меня и внимания не обратил, – обиженно покачала головой Эла.

– Что ты делала в банях?

Жрица развела руками:

– Пирр и сама вполне способна