Хотя совсем одна я не осталась.

Оглядываясь через плечо, я никого не высмотрела, но отпечатки ног у хижины Чуа оставил Коссал. Если какое умение рашшамбарских жрецов и может сравниться с их умением убивать, так это искусство слежки. А значит, Коссал видел нас с Руком на берегу Горшка. Видел наш поцелуй. Мог и подслушать, как я изливала в жаркую ночь историю своего детства. Эла сразу, еще в Рашшамбаре, объявила, что они вдвоем будут решать, прошла ли я Испытание, – то есть решать, полюбила я или не полюбила. Я задумалась, как выглядели мы с Руком под красными лучами фонаря: его руки в моих волосах, мои у него на груди. Меня саму эта картина сбивала с толку.

Я нарочно вернулась на то место, на свой след. Прошла вдоль одного из малых каналов – забыла его название – по дощатой гати, проложенной на выдававшихся из стены горизонтальных балках. Мостки были узкими и в двадцати или тридцати шагах за мной скрывались из виду за углом здания. За собой я видела всего несколько человек в широких штанах и жилетах. Никто из них не таился, никто не мог оказаться Коссалом. Мне подумалось, не решил ли он пораньше вернуться домой. Это вряд ли.

Воду канала резали узкие, как блесны, лодочки. Гребцы, стоя на корме, подгоняли их движениями длинного, продетого в транец весла. На расстоянии и в красном свете фонарей я не видела лиц, да и фигуры едва различала. Вот среди них мог оказаться Коссал.

Вообще-то, мне нечего было скрывать от свидетелей, но, если знаешь, что за тобой следят, приятно изредка замечать слежку. Мне вспомнились скальные коты анказских высокогорий – легкие и стремительные хищники, скользящие по камням, словно тень облака. Не видя преследователя, начинаешь чувствовать себя добычей. Сквозь ткань штанов я нащупала ножи, встряхнула напряженными плечами, расслабила мышцы и пошла дальше. Как-никак за годы в Рашшамбаре я усвоила простое правило: за каждым идет охота, всегда и всюду. От Ананшаэля не скрыться никому.

Еще через четверть мили я вышла на широкий пролет моста – изящную арку, увешанную фонариками из рыбьей чешуи и уставленную оживленными палатками купцов. В Домбанге мосты играют роль рыночных площадей – здесь встречаются, здесь торгуют и сплетничают. Из-за дневной жары расцвет торговли и обмена сплетнями приходится на темное время суток. В тесноте мне пришлось замедлить шаг, людской поток сносил меня то туда, то сюда. Приятно было затеряться среди незнакомцев. Среди людей, которых я не обязана любить.

Меня омывал гул сотен разговоров, громких, но невнятных, как звук из-под воды. Я прошла мимо женщины, выставившей на продажу широкие тростниковые корзины с плоскохвостами. Рыбы укоризненно пучили на меня большие глаза и разевали рты, показывая двойной ряд зубов-иголок. Мне представилась лежащая среди них голова Рука. Его зеленые глаза неподвижно и серьезно уставились на меня, но я ничего не смогла прочесть в их взгляде.

Через несколько прилавков от рыбной торговки слепец выжимал сок из порубленных на куски рамбутанов. За медяк я получила хитро сложенный лист с соком. Теплая сладкая жидкость пролилась в горло, но почему-то мне показалось жульничеством пить сок, не потрудившись нарубить плоды и счистить мякоть с твердой неподатливой косточки.

Я как раз выбросила лист в канал, когда из бормотания вокруг выделился тихий разговор нескольких женщин.

– Богиня… – прошипела одна, так понизив голос, что сразу становилось ясно – не об Интарре речь. – Богиня никогда не уходила. Она просто ждала.

– Столько лет? Чего же это она ждала?

– Нас.

– Мы-то все время были здесь, – вмешался третий голос, усталый, но ехидный. – А до нас наши матери, и еще до них их матери. И где тогда была Кем Анх?

Имя богини заглушило дружным шиканьем, но женщина не смутилась.

– Называть ее имя – не преступление. И никогда преступлением не было.

– Но близко к тому, – пробурчала первая.

– Рыбье дерьмо! Говорю что хочу. Зеленые рубашки не терпят только поклонения.

Я чуть-чуть повернулась, чтоб увидеть женщин. Они оказались старше, чем мне думалось, – пожалуй, на седьмом десятке: сутулые, с крючковатыми пальцами, сведенными многолетней работой с сетями. К заговорщикам они явно не принадлежали, не то не стали бы так вольно и глупо болтать прямо на мосту. Их можно было счесть безобидными, старухи всегда сплетничают, однако, если уж слухи о восстании добрались до совершенно непричастных женщин, если даже они открыто взывают к Кем Анх, забот у Рука будет полон рот.

Я с улыбкой кивнула им и подмигнула – старухи разинули беззубые рты.

– Она восстанет, сестры, – зашептала я, подойдя поближе. – Только вчера в глубине дельты богиня с супругами сгубили целый аннурский легион.

Самая малорослая из трех сплетниц – с мятым лицом, но острым взглядом – оказалась и самой храброй. Она первой обрела дар речи и зашипела мне:

– Ты откуда знаешь? Кто такая?

– Друг, – ответила я. – Верная дочь Домбанга.

Я взяла ее руку в свои, ощутив в пальцах прохладную, тонкую как бумага кожу, еще раз подмигнула и растаяла в толпе.

Почти сразу я потеряла женщин из виду, но они не шли у меня из головы. Их разговор должен был бы меня ободрить: значит, я не зря разрисовывала стены. Слухи ширились. Сопротивление тайных советов и обществ выплескивалось на улицы. Теперь Рук нуждается во мне, или сочтет, что нуждается, а это ничем не хуже. Все разворачивалось быстрее, чем я смела надеяться, но вот эта скорость меня и насторожила.

Кровавые длани, конечно, были хотя бы отчасти моей работой, как и трупы под статуей Гока Ми. Я решила напомнить людям пророчество Чонг Ми – и напомнила. Я рассчитывала постепенно довести город до кипения, но не ожидала, что кто-то подхватит мои старания, да еще так успешно. Перед глазами снова встали лениво покачивающиеся под ветром фиалки, проросшие из отрубленных голов.

Я видела тысячи голов, тысячи безглазых голов. Из мякоти их мозгов проросли цветы дельты…

И пяти дней не прошло, как я разрисовала город отпечатками ладоней. Кто успел за пять дней подготовить атаку на барку? Даже моим сестрам и братьям из Рашшамбара непросто было бы уложиться в такой срок.

Я оглянулась – не мелькнет ли татуированное лицо вуо-тона. Во всем Домбанге о мои делах той ночи знали только Коссал, Эла и безымянный посланец дельты. Если Рук