слушатели взвизгивали то от испуга, то от восторга, но рядом с Чуа выглядел тщедушным (в Запрудах его так и прозвали: Малютка Тэм), так что его гибель все приняли как должное. Конечно, Малютка Тэм в дельте не выжил. Конечно, Чуа Две Сети вернулась. Рассказывая ее историю, о нем всегда забывали.

А Чуа, видно, помнила.

– Мои соболезнования, – сказал Рук.

– Стоят меньше дырявого каноэ, – бросила ему Чуа. – Где золото?

Рук покосился на меня:

– Мою подружку иногда заносит. – Он порылся в жилетном кармане. – У меня при себе горсть серебра. Золото в Кораблекрушении.

– А рыба в реке, – помрачнев, отозвалась Чуа.

– Он не обманет, – заверила я.

Рук сжал челюсти, но спорить не стал. Я вернула Чуа копье и села. Рук, помедлив, сел рядом.

– Итак, – проговорила, разглядывая нас, женщина. – Домбангу конец.

– Тебя это, как я вижу, не заботит, – отметил Рук.

– Вот уж нет! – хрипло расхохоталась Чуа.

– Не любишь приемную родину?

– Этот город как ночной горшок.

– И тем не менее, – ровным голосом произнес Рук, – ты еще здесь.

– Многие в этом мире попадают туда, куда и не думали попасть и где им вовсе не место.

При этих словах Чуа перевела взгляд на меня. У меня свело живот. Воспоминания забили горло, словно я вдохнула их вместе с пеплом мертвецов.

– Кто-то перебил полную барку аннурских легионеров, – проговорила я куда уверенней, чем себя чувствовала.

Чуа усмехнулась:

– Этот город ненавидит легионеров. – Она с намеком глянула на Рука. – И зеленых рубашек. Так оно и бывает, если убивать людей только за их веру.

– Это произошло не в городе, – спокойно ответил Рук, – а в дельте к юго-востоку отсюда.

– Значит, жрецы устроили засаду.

– Жрецы там были, – подхватила я и покачала головой. – То, что погубило легионеров, убило и их.

Женщина вдруг замерла. Ее взгляд ударил мне в лицо.

– Как они умерли?

– Им вырвали глотки. Запустили в животы душезмеек. Воткнули фиалки в глазницы черепов. Считая легионеров и устроивших засаду жрецов, там было больше сотни человек. Намного больше.

– И все мертвые… – как бы сама себе пробормотала Чуа.

Рук, сузив глаза, подался к ней:

– Откуда ты знаешь?

– Трое не оставляют живых.

В щель стены копьем ворвался луч низкого солнца, зажег пламенем хлопья пепла в воздухе.

– Нет, – не сразу ответил Рук. – Нет в дельте никаких богов.

– Много ли времени ты провел в дельте?

Рук покачал головой:

– Я не поверю, что трое – кем бы они ни были – могут убить больше сотни вооруженных людей.

– Им твоя вера не нужна, – отрезала Чуа. – Им нужна твоя кровь.

– С меня хватит. – Рук плавным движением поднялся на ноги. – Эту чушь я мог бы услышать на любом городском мосту.

– Но что-то же погубило барку, – тихо напомнила я.

– Кто-то, – упрямо поправил Рук и снова повернулся к Чуа. – Потерянные?

Та медленно покачала головой, уставив неподвижный взгляд куда-то между нами.

– Вуо-тоны города не касаются. Им нет дела до вашей политики.

– Политикой, – мрачно ответил Рук, – называются средства добиться желаемого. Потерянные – люди, я видел их в гавани и на рынках, а все люди чего-то желают. Может, им не нравится, что город растет вширь. И проникновение аннурцев в дельту…

Чуа ответила ему долгим невеселым смехом.

– Какое еще проникновение в дельту?

– Расширение северных окраин, – предположил Рук. – Переправа.

– Переправа – вроде ленточки на шее у тигра. Ваши северные окраины река снесет одним наводнением. Тот, кто не жил в камышах, представить не может, как мал, как незначителен этот город.

– Но ты пришла сюда, – напомнил Рук. – Променяла потерянных на Домбанг.

Чуа стиснула копье, словно собиралась вонзить ему в горло.

– Не на город, а на человека. Его больше нет.

– Почему же ты не вернулась?

– Потому что не желаю платить дань убившим его богам.

– Каким богам? – резко спросила я.

Она повернулась ко мне:

– Если ты здесь выросла, должна знать их имена.

– Синн, – тихо назвала я. – Ханг Лок. Кем Анх.

– Сказки, – буркнул Рук. – Их поддерживают ради политической выгоды.

Чуа обернулась к нему:

– Разве сказки могут вырвать горло? Разве политики отрывают трупам головы, чтобы высадить цветы в глазницах?

– Люди и не на такое способны, когда очень хотят чего-то добиться. Если потерянным нужен город, они стремятся его ослабить, разделить…

– Ты меня не слушал, – сказала женщина. – Вуо-тоны не потерялись. Они точно знают, где стоит ваш город. Они сюда не ходят, потому что им нет до него дела. Их жизни с первого до последнего дня отданы борьбе.

– Какой борьбе? – спросила я.

– Против Троих.

– Ты ведь только сказала, что они почитают своих богов, – перебил Рук. – Платят дань.

Чуа покачала головой, дивясь его глупости.

– Борьба и есть дань. Они чтят богов, сражаясь с ними.

– Значит, с этими вашими богами можно сразиться?

Женщина склонила голову к плечу:

– Сотню ударов сердца назад ты уверял, что Трое – сказка. А теперь хочешь с ними сражаться?

– Я хочу знать, кто напал на барку и убил легионеров, – отрезал Рук. – Я считаю, что это сделали потерянные. Ты – что ваши мифические боги. В любом случае здесь, в Домбанге, мне правды не найти. За ней нужно отправляться в селение Вуо-тон.

– Ты можешь нас проводить, – тихо добавила я.

Чуа долго смотрела в почерневшую золу своего очага и наконец покачала головой:

– Я слишком много раз спасалась от дельты. Больше туда не вернусь.

Рук покатал желваки на скулах.

– Зеленые рубашки заплатят тебе пять аннурских солнц, – сказал он. – Сверх обещанного за этот разговор.

– Пятьсот золотых солнц, – вмешалась я, опередив ответ Чуа.

Чуа прищурилась. Рук поморгал и заспорил было:

– Ни один проводник не стоит и малой доли…

– Ни один проводник, – перебила я, – не покажет нам Вуо-тон. Ты это знаешь не хуже меня.

– Я не возвращусь в дельту, – сказала Чуа. – Хоть осыпьте меня золотом.

Отвернувшись от Рука, я взглянула ей в глаза:

– Это золото – не просто золото.

Она ответила внимательным взглядом.

– Монеты…

– Это мили, – пояснила я. – Мили между тобой и дельтой. За пятьсот солнц ты уплывешь в Аннур, в Бадрикаш-Раму, во Фрипорт. Во Фрипорте нет ни змей, ни ядовитых пауков. Там круглый год идет снег, люди живут под землей, обогреваются подземным огнем. Там никто и не слыхал о Троих.

После долгого молчания прозвучал сухой, как полова, голос Чуа:

– И что я буду делать во Фрипорте?

– Жить будешь. А не прятаться от воды, задыхаясь в пепле мертвых тел. Там ты будешь свободна.

– Все, что я умею, – упиралась она, сжимая и разжимая пальцы на древке, – годится только