множество других примеров: изобретение исчисления Ньютоном и Лейбницем; формулировка Дарвином и Уоллесом теории эволюции путем естественного отбора; открытие модели динамических циклов Альфредом Лоткой и Вито Вольтеррой; а также многое другое. Вероятно, наиболее показательным примером здесь будет генетика. Как всем известно, гены открыл немецкий монах Грегор Мендель. Но его открытие случилось слишком рано – научный мир не был готов к такому повороту событий, а статья Менделя о генетике гороха, опубликованная в 1866 году, прошла незамеченной и была немедленно забыта. Этому гению не удалось изменить мир. Зато в 1900 году принципы наследственности описали, независимо друг от друга, Хуго де Врис, Карл Корренс и Эрих фон Чермак. Единственная причина, по которой мы называем генетику «менделевской», а не «деврисовской», состоит в том, что Корренс, когда понял, что это открытие может быть приписано его сопернику, указал, что Мендель на самом деле всех опередил 279.

Историю Менделя, но с гораздо более благополучным исходом, воспроизвел и один из ведущих участников клиодинамического сообщества, мой хороший коллега Джек Голдстоун, с которым мы в соавторстве написали ряд статей. Он начинал свою научную карьеру в надежде стать физиком. Будучи студентом Калифорнийского технологического института, он получил нужные знания в области математики, но затем его заинтересовало устройство социальных систем, их история и динамика. Уже как аспирант факультета социологии в Гарварде он разработал «демографическо-структурную теорию» революций (заложившую основы клиодинамического подхода к пониманию того, почему общества переживают повторяющиеся кризисы).

Еще в аспирантуре Голдстоун заинтересовался объяснением революций. В то время преобладало мнение, что революции – это случайное стечение обстоятельств (внутриэлитных конфликтов, народных восстаний и краха государственности), плод ошибок глупых правителей, результат кровопролитных и дорогостоящих войн или необычайно широкого распространения инакомыслия и радикальных идеологий. Благодаря своему естественно-научному багажу Голдстоун счел такое объяснение неудовлетворительным. По счастливой случайности он в ту пору занимался демографией (был привлечен в качестве ассистента преподавателя на курс по этому предмету, как и полагается аспиранту). Так он начал изучать динамику населения в эпоху раннего Нового времени. В недавнем мемуаре «Демографическая структурная теория: 25 лет спустя», опубликованном в журнале «Клиодинамика», он рассказывает о том, что произошло дальше:

«Когда я собрал данные, выявилась четкая закономерность. Перед каждой крупной революцией или восстанием между 1500 и 1900 годами выявлялось, что за предыдущие полвека население значительно вырастало. Это было верно для европейских стран, вовлеченных в «общий кризис семнадцатого века» (Португалия, Испания, Англия, Италия, Франция), для Османской империи времен восстания джелали[80] и для Китая до краха династии Мин. Также это было верно для атлантических революций конца восемнадцатого века (Америка, Франция, Нидерланды), для европейских революций девятнадцатого столетия (1830 и 1848 годы), для Османской империи в 1830-х и 1840-х годах, а также для Китая до восстания тайпинов. Что еще важнее, в периоды отсутствия революций и крупных восстаний в Европе, Османской империи и Китае, приблизительно с 1450 по 1550 год и с 1660 по 1760 годы, прирост населения был почти нулевым. В более раннем интервале это объяснялось медленным восстановлением после Черной смерти, а во втором – глобальным разворотом и стагнацией роста населения вследствие суровой погоды и новой волны серьезных заболеваний, в том числе чумы, брюшного тифа и респираторных заболеваний».

Сегодня, сорок лет спустя, мы гораздо больше знаем о демографических и структурных причинах революций, восстаний и гражданских войн, однако это первоначальное суждение не утратило силу. А последующие события были не столько научным триумфом (сколь угодно кратким), а подлинной эпопеей невзгод и упорства.

Первая диссертация Джека по исследованию взаимосвязи между ростом населения и революциями была категорически отвергнута аспирантской комиссией. Затем Голдстоун подал новую заявку и сосредоточился на гражданской войне в Англии семнадцатого века. Два года спустя он успешно защитил диссертацию, но статью по ней академический журнал отклонил. Понадобилось еще два года переписки и уговоров, чтобы статью наконец опубликовали. В дальнейшем такие «схватки за право печататься» случались постоянно. Через десять лет Голдстоун написал книгу, в которой изложил свое видение проблемы и показал, что демографическо-структурная теория позволяет точно определить время английской и французской революций, английского движения за реформы в чартистский период, революций 1830 и 1848 годов, перехода от династии Мин к династии Цин и восстания тайпинов в Китае, а также кризиса Османской империи. Книгу почти сразу отвергло издательство Кембриджского университета, но Голдстоун проявил настойчивость, и в конце концов труд приняло к публикации издательство Калифорнийского университета. После череды дополнительных мытарств книга «Революция и восстание в раннем современном мире» была наконец опубликована в 1991 году и теперь считается классикой клиодинамической литературы. Тем не менее первые десять лет после публикации ее игнорировали, а издательство даже не удосужилось напечатать вариант в мягкой обложке280281.

Как и Голдстоун, я начинал свою научную карьеру как естествоиспытатель. Но мой переход к социальным наукам случился гораздо позже, в 1997 году, когда я уже работал в Коннектикутском университете. Сначала я ожидал, что мои вылазки в историю останутся без внимания или вовсе подвергнутся резкой критике. Конечно, не обошлось без того и без другого, но в целом, к моему удивлению, новая наука клиодинамика, которую я представил публике в 2003 году, сразу начала приобретать популярность. Около 2000 года произошло некое событие, которое сделало клиодинамику не только возможной, но и востребованной. Какое именно событие? Короткий ответ: большие данные. О них мы поговорим далее.

Глава А2

Исторический макроскоп

Ксеносоциологи с Центавра

Тысячу земных лет назад физики на четвертой планете из тех, что вращаются вокруг альфы Центавра, изобрели замечательный инструмент – макроскоп. Используя это устройство, они смогли преодолеть световые годы, отделяющие их планету от ближайшей обитаемой планеты в галактике – Земли, – и столетиями наблюдать за взлетом и падением людских империй. Изобретение макроскопа положило начало новой научной дисциплине у центавриан – ксеносоциологии.

Сто семьдесят лет назад Вокл-X!jt-URS3DF, будучи аспирантом кафедры ксеносоциологии Центаврийского университета, опубликовал диссертацию, в которой анализировалось социально-политическое развитие недавно образованного государства землян, именуемого Соединенными Штатами Америки. Используя данные, которые удалось собрать при помощи макроскопа, Вокл построил математическую модель довоенного общества (хотя историки пока не использовали термин «довоенный период», поскольку до Гражданской войны в США оставалось десять лет).

Одно из основных уравнений модели отслеживало увеличение численности и масштаб перемещений населения Америки. В восемнадцатом веке семьи американцев были гораздо многочисленнее европейских, ведь у каждого фермера было в достатке земли, чтобы прокормить множество детей. Американцы хорошо питались и прибавляли в росте, а потому сделались самыми высокими людьми на Земле. Впрочем, эти большие семьи ускорили прирост населения. К 1850 году, когда Вокл представил свою 282 диссертацию для защиты, штаты