X. Где сохранялось оно в течение тысячи лет (до 1526 года) и так хорошо сохранилось, что изображения богов и буквы на нем не были повреждены; где видел его Грюнау, где скрылось оно после описания так, что после Грюнау его никто не видел, – все это останется, по всей вероятности, навсегда его тайной. Предположить, что описание составлено по епископу Христиану (XIII век), невозможно, зная, что эта хроника есть фикция Грюнау[57]. Впрочем, если бы даже она и существовала, то все же являлся бы вопрос, откуда Христиан в XIII веке получил сведения, притом такие подробные, о знамени V века? Итак, не нужно более ясного доказательства, что описание знамени со всеми подробностями является самым бесцеремонным подлогом. Кроме того, заметим, что нет никаких сведений о существовании у литовцев и пруссов знамен в первые века; среди добычи крестоносцев знамен нет. Первое упоминание о «insignia Lithwanonorum» я имел случай прочесть в Chronicon Dubnicense под 1351 годом.§ 6.

Выяснив, что как дуб, так и вечная его зелень заимствованы от Адама Бременского; что число богов и мнимая очередь их первенства также сочинены по образцу описания того же Адама Бременского; что атрибуты прусских богов являются лишь повторением атрибутов богов скандинавских, мы, кажется, вправе не без основания предположить, что помянутые у Грюнау идолы, долженствующие изображать Перкуна, Потримпа и Патолло и стоящие уже в известных нам отверстиях дерева, являются также лишь переводом «statuae» у Адама Бременского, т. е. что под идолами («bilder») следует разуметь статуи или статуэтки.

Но как раньше все то, что Грюнау заимствовал у Адама Бременского, оказалось несогласным с истиной для Пруссии, так и существование статуй трех богов, по образцу Адама Бременского, следует причислить к фальсификациям. Мы могли бы ограничиться таким выводом, если бы не желали придать затронутому вопросу принципиального значения, таким образом обобщая его: представляли ли литовцы вообще своих богов в изображениях или статуях из какого-либо материала в человеческом образе?

Арийские народы, которые чувствовали еще свою полную зависимость от природы и ее явлений, небесных или земных, обращались к ним непосредственно, воздавая им поклонение в том виде, в каком они являлись им; таким образом, они молились непосредственно солнцу, луне и звездам и т. п., растениям, животным, водам, камням. Только впоследствии возникает мысль об их производителе, а вслед за тем антропоморфизм, на который мог повлиять также культ духов после смерти. Литовцы выступают на историческое поприще именно в период перехода к антропоморфизму; следовательно, на основании уже этого, так сказать, теоретического взгляда на историю религиозных верований можно было бы утверждать, что статуй богов в Литве не могло быть.

Перейдем, однако, в область фактов. Весьма знаменательно, что на всем обширном пространстве, которое с незапамятных времен занимала Пруссия, обе Литвы и латыши, в течение целых шести или семи столетий – от начала XII века (у латышей) и XIII века (в Пруссии и обеих Литвах), т. е. от нашествия на эти земли ордена и до настоящего времени, мы не нашли ни одного вещественного памятника, который бы изображал какого-нибудь бога и был несомненно литовского происхождения.

Правда, в Куршком заливе выловили восемь фигурок грубого изделия из янтарной плитки, человекообразных; но ни народного происхождения, ни значения их мы не знаем. Материал, вероятно, местный; однако и в этом случае неизвестно, какому народу принадлежит самое изделие. Памятники эти, несомненно, каменного века и восходят к незапамятным временам. Кроме того, известно, что восточные берега моря и зависящие от них края материка постоянно и до сих пор подвергаются и подвергались изменению. Нынешний Куршский залив, по мнению Берендта, а затем Берренбергера, простирался за реку Юра, которая является остатком этого моря и напоминает его своим названием. А так как jures только в литовском обозначает море, то прибрежными жителями должны бы являться литовцы. И действительно, вся Самбия является наносной землей. Но как бы это ни было, во всяком случае, Куршская коса, если и существовала в то время, то находилась слишком далеко от литовского материка и могла быть заселена народом иного происхождения.

Историческим фактом является и то обстоятельство, что скандинавские народы с незапамятных времен и до позднейшего времени часто надвигались на земли, лежащие на восток от них, следовательно, на самбов, эстов, куров; поэтому они могли занять и даже заселить лежавшую по пути косу. А так как у них были изображения богов в человеческом виде, то помянутые памятники могли происходить от них.

Другим вещественным памятником представляется камень, изображающий, по ученому преданию, Потримпа, находящийся до сих пор в Христбурге. Осмотрев слепок, находящийся в Народном музее в Берлине, я пришел к убеждению, что это – общеизвестная каменная баба.

Никаких других такого рода мнимолитовских памятников мы не знаем.

Равным образом знаменателен тот факт, что ясного доказательства существования изображений богов, сделанных рукою человеческой, относительно Литвы в литературе также нет. Между тем мы могли бы, во всяком случае, ожидать каких-либо, хотя вскользь сказанных указаний в описаниях походов крестоносцев и меченосцев, совершавших свои набеги в глубь и в ширь языческих земель. Нельзя приписать это случайности; ибо если указываются священные рощи, леса, деревни и городки, через которые совершался их опустошительный поход, то почему же не упоминалось бы о том, что в том или ином месте они нашли и разрушили идолы? Молчание довольно знаменательное. Молчит Дусбург, посвятивший целую главу специально прусским верованиям, молчит, очевидно, потому, что не видел никаких идолов и ничего не слышал об их существовании, молчат папские буллы и последующие за Дусбургом писатели, вплоть до Грюнау.

Боевые ножи-скрамасаксы земгалов VI–XI вв.

Зато у нас есть решительное и убедительное свидетельство пастора Эйнхорна, жившего в ХVІІ веке среди латышей, во многих местах преданных еще языческим