Шрифт:
Закладка:
Не поколеблет нашего убеждения и утверждения и то замечание, что Адам Бременский был издан лишь через шестьдесят девять лет по написании хроники Грюнау; равно как и то, что ни в Гданьске, где Грюнау был монахом, ни в Эльбинге[29], где он также жил, нет ни малейшого следа нахождения там кодекса Адама, так как Грюнау мог познакомиться с ним через писателей, пользовавшихся в своих работах рукописью Адама Бременского[30].
Однако и этим объяснением главный вопрос о вечной зелени также не исчерпывается, а лишь переносится из надровского Ромове в скандинавскую Упсалу, от Грюнау к Адаму Бременскому. Несомненно, ни в Ромове, ни тем более в Упсале не могло быть лиственного дерева с подобным свойством. Откуда же у Адама Бременского явилось такое сведение в тексте: «Nobilissimum ilia gens (Sueonum) templum nabet, quod Ubsola dicitur», а в схолии 134: «Prope illud templum est arbor maxima, late ramos extendens, semper viridis in hieme et aestate; cujus ilia generis sit, nemo scit». Известно, что Адам Бременский, отправившись вскоре после 1069 года к датскому королю Свену Эстридсену, находившемуся тогда, по всей вероятности, в Зеландии, от него и многих других услышал и записал подробности, касающиеся северных стран; ему сообщали их также архиепископ Адальберт, равно как и епископ Датский, имя которого неизвестно, какой-то нордальбингенский дворянин, спутники епископа Адальберта-младшего, по всей вероятности также и Вильгельм, епископ Зеландии, некогда бывший канцлером Кнута Великого, и Адальберт-старший, бывший епископ Готский и Шведский; наконец, автор ссылается на видевное им самим и другими очевидцами. Все это – серьезные свидетели, доставлявшие автору сведения о собственной родине для написания «Gesta» и большей части схолий, объясняющих текст. Некоторые из последних переписчики внесли в текст, другие остались на месте. Большая часть их принадлежит самому «автору, который по мере накопления сведений, записывал их уже по окончании сочинения» – для пополнения сведений, другие схолии – меньшая часть – принадлежат чужой руке. Интересующая нас 134-я схолия не содержит никаких указаний, по которым можно было бы определить ее автора; однако нам известно, что это одна из наиболее древних схолий, так как мы находим ее уже в кодексе, принадлежащем к XI или началу XII века, т. е. почти одновременном с рукописью автора. Поэтому наиболее вероятно, что схолия эта, равно как и многие другие, была дописана самим Адамом Бременским, а содержащееся в ней сведение доставил ему, несомненно, один из вышеназванных свидетелей – во всяком случае, скандинав, знавший Эдду, так как некоторые места являются ее буквальным переводом.
Приводим текст Эдды.
«Иггдрасиль – древо из древес наилучшее» (Речи Гримнира).
«Тот ясень больше и прекраснее всех деревьев» (Видение Гюльви).
«Сучья его простерты над миром и поднимаются выше неба» (Видение Гюльви).
«Древо, которое раскидывается вокруг мира, Мимамейдр называется» (Речи Высокого)[31].
«…над источником Урд зеленеет он вечно» (Прорицание вёльвы).
«…на дереве том, чьи корни сокрыты в недрах неведомых» (Речи Высокого).
Сопоставив помянутую 134-ю схолию с только что приведенными словами Эдды, мы убеждаемся, что arbor maxima соответствует 1, 2; late ramos extendens = 3, 4; semper viridis = 5; cujus ilia generis sit, nemo scit = 6.
Вряд ли нужно более ясного доказательства, что 134-я схолия является не только пересказом, но даже дословным переводом Эдды.
Иггдрасиль – мифическое Древо мира. По мнению метеоролога Адальбертса Кюнна[32], представление о нем возникло из сравнения туч, расстилающихся по небу длинными, часто переплетающимися полосами, с деревом, охватывающим все небо. Миф о Древе мира Иггдрасиле получил начало из известной формации туч, которую северный немец и доныне называет Wetterbaum. Греческая нимфа Мелия (Ясень) является дочерью Океана или Посейдона, т. е. моря, которое в мифах очень часто обозначает небесное море, небо. Другого мнения держится Маннгардт: как каждое хозяйство в Скандинавии, каждый хутор, деревня, уезд и область имели своего вартрада, т. е. дерево-покровителя, так и весь мир имел такого покровителя в виде ясеня, называемого Иггдрасиль[33]; такой взгляд кажется и нам более вероятным. Мифические личности и предметы обладают обыкновенно теми же качествами, что и земные, но в более высокой степени; поэтому мифические деревья вечно зелены. Качество Иггдрасиля, перенесенное на упсальское дерево, Адам Бременский распространил своим сочинением, и отсюда-то Грюнау перенес это качество в одну из прусских областей, Надровию, на громадных размеров дуб и поместил его в скромной местности, называемой Ромове. Наследники Грюнау по перу щедрой рукой одаряли вечной зеленью каждое дерево, считавшееся священным.
§ 5.В дальнейшем изложении Грюнау говорит, что дуб в Ромове разделялся на три равные части; что в каждой из них находилось отверстие наподобие окошка; что в этих отверстиях стояли статуи Перкуна, Патримпа и Патолла.
Нам трудно даже мысленно представить себе дуб или какое-нибудь другое дерево, одно, разделенное неизвестно чем и как на три равные части, и в каждой из них отверстие, по-видимому, сквозное (fenster) и, несомненно, на одной высоте от земли, как требовало этого сравнительное равенство трех высших божеств; тем труднее допустить, что подобное дерево могло действительно вырасти таким образом само собой. Очевидно, Грюнау тут принял за основание дерево, считавшееся по своему виду священным, которое описано выше, в § 3; и затем самовольно придал ему нужную для задуманного описания форму, в действительности невероятную. Отверстия, образовавшиеся вследствие сращения ствола или ветви, он, в качестве монаха, представил себе наподобие ниш в костелах, в которые вставляли святых. Такие отверстия ни в коем случае не могут быть искусственными (вырубленными), так как священные деревья нельзя было повреждать. Затем в эти мнимые окна Грюнау
