работе примеры того, что в литовских землях деревья, в частности дубы, достигали огромных, даже необыкновенных размеров; там же указано было, которые из этих деревьев были ясно названы священными; где нет такого указания, там источники ничего не говорят о священности. К таким деревьям можно присоединить еще дубы Baublis и Bamblis. В имении Бордзе (Bordzie) в Россиенском уезде (прежде Коршовском) на горе Вишниукалнас (Холм вишен) рос дуб, называвшийся Baublis; у подошвы холма росла дубовая роща. Владелец помянутого имения, Дионисий Пашкевич, велел в марте 1812 года срубить этот дуб; пень имел в окружности 19 литовских локтей и шесть дюймов; в диаметре более толстого конца – семь локтей, более тонкого – пять с половиною локтей. Выгнившая середина имела в окружности тринадцать локтей и пять дюймов; в здоровой части пня насчитали семьсот с лишком слоев, не считая надгнившей части в несколько дюймов, в которой нельзя было различить слоев, и коры толщиною также в несколько дюймов. В пне владелец велел вырубить два отверстия в локоть каждое, чтобы проникнуть внутрь, и в пустой, дуплистой части пня устроил хранилище оружейных и иных древностей.

В имении Стерклауки, в шести милях от имения Бордзе, между Стерклавками и городом Юрбарком, близ прусской границы, рос дуб больших размеров, носивший подобное же название, т. е. Bamblis. В лесу, тянувшемся вдоль Инстербургского уезда (in dem Berliningischen Walde unter dem Insterburgischen Gebiet), Преториус видел дуб, имевший внизу двадцать шесть, а на высоте человеческого роста восемнадцать локтей в обхвате. Гуковский в «Описании Россиенского уезда» передает интересные подробности относительно дуба, находившегося в местности Ротуш, в десяти верстах от Колтынян. Под ним, как гласит предание, происходили языческие жертвы и собирался народ по пятницам, затем по воскресеньям. Прибитый к дереву крест Спасителя по мере разрастания дуба, казалось, врастал в него, что еще более усиливало священность дерева. Говорят, лет 80 или 90 тому назад (т. е. между 1803–1813 годами) еще собирались под этим дубом по воскресеньям крестьяне; зарезав барана, они отправлялись в бывшую по близости часовню, а вернувшись, варили барана и пировали. О дальнейшей судьбе этого дуба автор не сообщает. И. Бушинский в «Описании Россиенского уезда»[17] говорит о том же дубе, что будто бы окрестные крестьяне еще в то время (1874 год) собирались у него по пятницам (?). «В нескольких (?) милях от Колтынян, в урочище, называемом Ротуш, есть огромный дуб, прикрепленный на котором крест собирает в каждую пятницу окрестных крестьян на молитву. Дуб этот, по местным преданиям, был в языческие времена местом жертвоприношений». Несомненно, это был священный дуб.

Что касается того, всякое ли дерево, и именно дуб громадных размеров, являлось предметом почитания, то это вероятно, но за отсутствием указаний доказано быть не может. Можно, однако же, предположить, что в ряду великанов-деревьев почитаемо было наиболее величественное.

Но можно считать во всяком случае несомненным, что каждое дерево, независимо от размеров и породы его, признавалось особенно священным в том случае, когда ствол его, разветвляясь, опять срастался в одно целое, или если ветвь срасталась снова со стволом. Кроме того, есть указания, что три дерева, выросшие из одного ствола, были особенно чтимы, т. е. считались священными. Одно такое указание касается трех священных лип (в Бардехмене, в нынешней Восточной Пруссии), выросших из одного корня, которым уже более шестисот лет; другое – трех дубов на кладбище в Шаакене (в той же Восточной Пруссии) (ныне Некрасово Калининградской области. – Ред.), перед которыми прохожие и доныне снимают шапки[18].

Вера в священность деревьев этого рода была известна и распространена также и у арийских и других народов. Священность основывалась на приписываемой им чудесной силе исцелять больных, страдающих грыжей, искривлением и т. п. Для исцеления больной или сам проползал через отверстие ствола, или же его протаскивали в убеждении, что больной избавится от болезни, оставив ее в дереве. В различных местностях при этом соблюдали различные церемонии. Кратко упоминает о таком способе врачевания Яков Гримм[19], более обстоятельно и научно обработал этот вопрос Маннгардт; Гайдош посвятил этому вопросу особую монографию[20]. Маннгардт, поставив целью возможно всестороннее исследование культа деревьев и растений, преимущественно полевых, со свойственной ему эрудицией, опираясь на громадный материал со всех концов земли, выяснил основные идеи этого культа. Что касается непосредственно интересующего нас вопроса, он решает его так же, как и Гримм. Гайдош же, занявшись исключительно указанным актом проползания или протаскивания, уясняет исторический ход этого обычая, применявшегося к дугообразно выросшим над землей корням, к деревьям с естественными или искусственно, путем расщепления, образованными отверстиями: к расселинам или сквозным дырам в камнях, утесах и скалах. Наконец, приведя примеры, в какие формы облекло этот глубоко укоренившийся обычай христианство в разных местностях, Гайдош приходит к тому же результату, к какому пришли Гримм и Маннгардт[21].

Из указанных сочинений оказывается, что помянутый обычай был распространен во всей Западной Европе. В Седлецкой губернии он сохранился, как говорят, и до настоящего времени[22]; примера из несмешанных русских областей мы не знаем[23]. О. Каллас из Тайлова в Эстонии описывает интересную подробность обрядов, совершаемых во второй день Пасхи: когда выносили св. образ из церкви, несколько сот человек из собравшегося народа хотели пройти под иконой[24]. Это живо напоминает описанный Гайдошем французский обычай, составляющий лишь изменение первоначального языческого: «Обожаемый и царственный образ, считаясь чудотворным, служит тем же потребностям. Так, например, в Линьи-ан-Барруа (Маас) на празднике Нотр-Дам-де-Верту имеется копия ее изображения письма святого Луки… В пятое воскресенье после Пасхи ее проносят, как и прежде, по улицам; а перед тем, как процессия выходит из церкви, два священника поднимают ее в воздух, в то время как несколько тысяч пилигримов удовлетворяют свою потребность пройти под ней».

Вполне сходное верование господствовало в прусских областях:

1) Преториус рассказывает, что в окрестностях Рагвиты в Шалавонии ему показывали дуб со странно сросшимися ветвями, почитавшийся всеми окрестными жителями священным.

2) Древнепрусское Romiu, Rombiu, Rombothi значит «срастаться» и употребляется в том случае, когда на дереве срослась ветвь с ветвью. В Ромове находился дуб, считавшийся священным и особенно излюбленным местопребыванием богов. Поэтому место (?) или собственно дуб называли