промискуитета, за их деиндивидуализированным массовым сексом? Отбросив все те мифы, речь о которых уже шла, следует выбрать между несколькими возможными объяснениями. Либо биологической особенностью геев является то, что, реализация их полового инстинкта не сопровождается чувством удовлетворения (половым насыщением); либо гомосексуальность в большинстве случаев сопряжена с психопатией, а то и с органическими поражениями головного мозга; либо, наконец, надо признать, что виной всему невротизация представителей сексменьшинств. И если справедливо последнее из трёх предположений, то что же более всего блокирует наступление у них психосексуальной зрелости?

Чтобы решить все поставленные вопросы, необходим экскурс в историю сексуальной революции на Западе, а также сопоставление её уроков с нынешним положением дел в России.

Глава VI. Социальные аспекты гомосексуальности глазами врача

В жертву остальным цветам

Голубого не отдам.

Николоз Бараташвили

…Куда ж нам плыть?

Александр Пушкин

“Голубой” цвет в спектре сексуальной революции

Чтобы отвергнуть сомнительную версию, согласно которой большинство геев — психопаты, достаточно было бы сравнить частоту уродств характера среди представителей сексуальных меньшинств и среди гетеросексуального населения.

Психолог Эвелин Хукер вместе со своими сотрудниками обследовала с помощью психологических тестов шестьдесят человек. Отбирались поровну лица с гомо– и гетеросексуальной ориентацией. Их априорно сочли психически здоровыми на том основании, что они ни разу не обращались за помощью к психиатру или психоаналитику. Суть эксперимента, проведенного Хукер, заключалась в тестировании вслепую, без собеседования, что лишало экспертов возможности определять характер сексуальной ориентации испытуемых. Тем самым, по мнению исследовательницы, исключалась возможность предвзятой оценки степени социальной адаптации геев по сравнению с гетеросексуалами. Равноценность же полученных результатов могла послужить доказательством того, что тип половой идентичности не влияет на степень социальной адаптации.

Разумеется, подобный подход не был бесспорным. Хукер даже не подозревала о ятрофобии и о множестве причин, по которым геи избегают обращаться за помощью к врачам. Важно отметить также, что клиницисты не считают себя в праве судить о психическом здоровье человека лишь на основании результатов его психологического тестирования. Тесты играют сугубо вспомогательную роль. Целая батарея их оставила бы экспертов, приглашённых Хукер, в полном неведении относительно ночных похождений Миши “Соски” в казарме автобата. Ему вынесли бы вердикт: “Психически здоров и социально адаптирован”. Сколько же психопатов и акцентуантов, подобных Мише, было в числе геев, “изученных” вслепую?! Хукер и сама убедилась в том, что эксперты давали весьма противоречивые заключения о психологическом статусе обследуемых. Так, по результатам одного теста, молодого человека сочли “замкнутым, обеспокоенным, испытывающим чувство вины — отчасти эгоцентриком, отчасти шизоидом”. На основании результатов другого теста тот же обследуемый был признан образцовым семьянином, примерным отцом, человеком с открытым характером, свободным от любых невротических комплексов, и, конечно же, гетеросексуалом. На деле же, это был “ядерный” гомосексуал, причём вопрос о том, здоров ли он или страдает неврозом, так и остался нерешённым.

Поскольку эксперты не нашли существенной разницы в результатах психологического тестирования как группы “здоровых” гетеросексуалов, так и группы “здоровых” геев, Хукер сделала вывод о том, что гомосексуальность болезнью не является.

Работа, предпринятая исследовательницей, имела свою предысторию. Хукер преподавала психологию в колледже, причём объектом её исследований было поведение крыс. Однажды один из студентов посвятил её в тайну собственной нетрадиционной сексуальности и пригласил в гости к своим друзьям–геям. Молодые люди не ударили в грязь лицом и завоевали симпатии преподавательницы. Тут–то и выяснилась цель всей затеи. “Теперь, Эвелин, твой научный долг — изучить таких как мы!” — заявили они ей.

Молодые люди решили доказать всему миру, что по своим психическим параметрам геи ничуть не уступают “натуралам”. Если кое–какие факты не вписывались в эту концепцию, то ими пренебрегли.

Отрицая обвинения в зацикленности многих геев на анонимном сексе с беспорядочной сменой партнёров, молодые люди лукавили. Им–то лучше, чем кому–либо, были известны повадки посетителей туалетов и “плешек”. Зато друзья наивно верили, что полуправда, оповещённая миру учёным авторитетом, послужит благим целям: полученные равные права с “натуралами” всё поставят на своё место. Сразу исчезнут “хабальство” и массовый секс геев, однополые связи станут стабильными, уйдут в прошлое поиски партнёров со сказочными размерами члена. Всё это, по их мнению, было наносным, вызванным гомофобией гетеросексистского общества.

Устные и печатные выступления Хукер и особенно публикация её статьи “Адаптация мужчин, не скрывающих своей гомосексуальной ориентации” (Hooker E., 1957) вызвали сенсацию. Они в немалой степени способствовали тому, что в 1973 году коллегия опекунского совета Американской психиатрической ассоциации приняла судьбоносное постановление, согласно которому гомосексуализм исключался из числа психических заболеваний. Так что психолог, подобно доброй фее, полностью оправдала ожидания студентов–геев. До сих пор представители сексуальных меньшинств с благодарностью поминают Эвелин Хукер, снявшую с них ярлык психической неполноценности.

Общество, однако, оценило не столько небесспорные научные достоинства её исследований, сколько их дипломатическую своевременность, то, что сейчас называют политкорректностью. Дело в том, что пересмотр отношения к гомосексуальности проходил в русле общей переоценки норм половых взаимоотношений, традиционных для западной цивилизации. Это было время сексуальной революции и молодёжного бунта, когда старшему поколению и правящей элите пришлось пойти на существенные уступки молодым оппозиционерам.

Геи играли не последнюю роль в “сексуально–освободительном” движении и в молодёжном бунте. К середине ХХ века им опостылело терпеть гомофобные гонения и подчиняться дискриминационным законам. В борьбе за права сексуальных “инакомыслящих” лидировали геи США. Их дипломатические и рукопашные битвы породили легенды, вошедшие в историю.

В 60–70‑х годах, по свидетельству очевидцев, на доске объявлений в американских студенческих городках среди прочих сообщений обязательно фигурировали и такие:

“Ты — гомосексуал? Будь высоким и гордым!”

“Гей — значит хороший!”

“За свободу геев!”

“Все желающие приглашаются на Фестиваль Гордости Гомосексуалов”.

Сексуальные бунтари заручились поддержкой хиппи (самой массовой прослойки молодёжного движения), студенческих активистов, борцов за гражданские права. Время было непростым. Молодёжь боролась с позором тогдашней Америки — расовой сегрегацией и бесславной войной во Вьетнаме. Полыхали негритянские волнения. В этой борьбе и прошли свои университеты лидеры сексуальных меньшинств.

Вот что пишет об этом американский социолог Дэниэл Шлютер (Шлютер Д., 1993): “Сексуальная революция 60‑х и 70‑х годов открыла дорогу для “сексуально инакомыслящих” людей, которые стали говорить о своих проблемах открыто. Неприязнь к нетрадиционному образу жизни не исчезла, конечно, но, по крайней мере, среди своих “наши” люди почувствовали, что они вправе не только выразить себя по–своему, но и искать себе подобных и свободно общаться с ними. Члены движения чернокожих учили нас методам борьбы (демонстрация, бойкот, сидячая забастовка); они дали нам чёткие цели: широкое признание обществом геев как достойных людей, заслуживающих равных человеческих прав и требующих равную защищённость — на работе, на улице, перед законом.

Самым напряжённым периодом было лето 1969 г., когда в очередной раз полиция пришла в наш бар в Нью–Йорке, который назывался “Стоунуолл”.