– И что же с ним сталось? – Витляна внимательно смотрела на него, невольно сопоставляя в уме судьбу неведомого ей Танкмара и Улеба.

– Хатебург овдовела молодой и вошла в обитель Христову, но Генрих полюбил ее, много слыша о ее красоте, и все же взял в жены.

– Из обители? – Величана тревожно взглянула на Витляну. – О, только не говори об этом князю!

– Почему? – удивился Хельмо, не видя связи между Святославом и судьбой давней жены Генриха.

– Потому… – Величана запнулась.

Она знала: только твердое обещание, что в обители Горяна будет прочно ограждена от возможности нового брака, склонило Святослава отпустить ее с Адальбертом. Однако несколько лет жизни в одном доме с Мстиславом Свенельдичем приучили Величану не выкладывать важные мысли перед кем попало.

– Часто так бывает? – спросила она вместо этого. – Ну, чтобы знатная дева или жена в обитель вступила, а потом оттуда замуж вышла?

– Обители бывают разные. Одни живут по полному уставу святого Августина и дают много обетов. Вступившие туда уже не могут иметь другого жениха, кроме Христа. Есть другие обители – их насельниц называют не монахинями, а… каноникат… каноникас… каноницы? Они приносят только два обета – послушания и целомудрия, но из такой обители можно выйти. Часто в них вступают молодые девушки, которых старшие сестры будут обучать, или вдовы. Сестры живут благочестивой жизни, в любви между собой, но всем им не закрыт путь к возвращению в мир.

– И в какой живет наша Горяна? – спросила Величана.

– В каноникате, обители канонисс. В Кведлинбурге именно такая, и многие знатные девы или вдовы живут там в ожидании хорошего брака под покровом славной, благородной, обладающей несравнимой мудростью королевы Матильды.

Величана устремила многозначительный, встревоженный взгляд на Витляну. Ну и начнется, если об этом узнает Святослав! Да и Прияслава не обрадуется, прослышав, что ее соперница, из-за которой она полтора года просидела в добровольном изгнании, может вернуться!

– И это значит, – продолжал Хельмо, не подозревая, что не обнадеживает слушательниц, а пугает, – что если сестра Бертруда, то есть Горяна, захочет возвратиться… найти мужа, к которому влечет ее любовь, то это можно будет сделать.

К его удивлению, тревога на лицах ближайших родственниц Горяны стала еще сильнее: они смотрели так, будто он предрекал Горяне отсечение головы.

– К князю назад она возвращаться не захочет, – сказал Будомир. – А к кому другому… сыщи того другого! Но ты о сыне Генриховом говорил, от наложницы. С ним-то что сталось?

– Лет семь спустя обстоятельства переменились, – осторожно отвечал Хельмо, – это было давно, меня не было на свете, и мне известно только, что король Генрих посватался к другой невесте, не менее знатной. Госпожа Матильда, дочь Тиадорика, потомка великого герцога Вестфалии Видукинда, тогда была девой, а не вдовой, и лишь воспитывалась в обители, не приняв монашеских обетов. Скрыв свое имя, Генрих прибыл в монастырь, чтобы ее увидеть, а увидевши, немедленно попросил ее стать его женой.

– Прямо в церкви? – вырвалось у Витляны. – А что же та первая королева?

– Ей пришлось вернуться в прежний ее монастырь. Епископы сочли тот брак Генриха незаконным, ибо Хатебург до того принесла уже обеты небесному жениху. А Танкмара из-за этого стали считать побочным сыном, не законным. В браке же с Матильдой родился сын – это был господин наш Оттон, и он стал называться старшим сыном Генриха.

Величана то и дело посматривала на Витляну. На уме у обеих был Улеб: незаконный, но старший сын Ингвара. Судя по внимательным, чуть тревожным глазам Будомира, от него это сходство судеб тоже не укрылось.

– Через два года после того, как государь наш Оттон взошел на отцовский престол, брат его Танкмар поднял против него мятеж. Его можно понять – он не виновен в том, что его мать была взята Генрихом из обители, и он ведь был старший сын. Он желал отбить хотя бы Мерзебург – наследство своей матери, и у него нашлось немало сторонников. Увы, он погиб в крепости Эресбург – его пронзили копьем, хотя государь Оттон не давал такого приказа и обрушил кару на убийц брата. Вам надлежит знать, – Хельмо обратил мягкий взгляд на Витляну, желая смягчить печальный конец рассказа, – что и в других знатных домах бывают раздоры между братьями, когда все они имеют права на престол, и каждый считает свои права вернее. Твоя мать и мать твоего брата Ульбо – женщина благородная, и он мог бы стать владыкой Руси не хуже всякого другого… Государю Оттону было бы приятно, если бы и русский князь был христианской веры… но на все воля Божья, и если Господь пожелает, он обратит даже самых упрямых владык…

– Ну, полно, что ты девам про мятежи да убийства толкуешь, – спохватился Будомир. – Им бы по веселое что, вон, Купалии скоро… Пойдут в лесу жар-цвет искать.

– Что есть шар-цвет?

Святожизна и Уведа принялись рассказывать о поисках в ночном лесу огненного цветка. Едва их слушая, Хельмо безотрывно смотрел на Витляну. Она сидела, опустив глаза, но он угадывал, что она думает о его речи. Сумел ли он донести свои мысли, но не навлечь на себя опасности? Казалось бы, в этом доме, где у Святослава нет сторонников и все в родстве с Улебом, можно намекнуть на сочувствие к изгнаннику. Ничего больше Хельмо пока сказать не мог, оставалось ждать, как это будет принято – всеми, кого касается. Если девушка расскажет отцу… возможно, с ним заговорит об этом сам Мстислав Свенельдич. Если же кто-то доведет эти речи до Святослава, едва обретенная благосклонность князя обратиться в яростную вражду. Но они четверо с самого начала знали, что эта поездка в Ругию – не прогулка по саду в обители Кведлинбурга.

* * *

Вечером, уже в сумерках, Мстислав Свенельдич тихо постучал в старую Свенельдову избу, занятую семейством младшего брата. Величана только уложила своего сына, Годи, ему недавно исполнился год. У Люта к тому времени имелось уже семеро детей от младших жен, из которых старшим шел одиннадцатый-двенадцатый год, но сын от Величаны, княжны, в его глазах был драгоценностью, не сравнимой с прежними. Обзаведясь наконец сыном от знатной жены, он спросил у Мистины, как его назвать. И тот решил, что пришла пора вернуть в род имя Годреда – Свенельдова старшего брата. Тот погиб молодым, за несколько лет до рождения Мистины, и было это полвека назад. Годред очень прославился в схватках с хазарами и сарацинами, и Мистина счел, что сын княжны будет достоин этого имени.