у главы советской военной разведки Берзина не возникла бы мысль об отправке Зорге в Японию в качестве постоянного нелегального резидента в этой стране.

Эта идея возникла не позже зимы 1932/33 года, и в марте 1933-го Центр запросил «Пауля» о возможности дальнейшего использования «Рамзая» «по соседству». Римм ответил, что в Китае Зорге провален, так как о нем спрашивал знавший его по Коминтерну Гейнц Мёллер («Азиатикус»; настоящее имя – Хайнц Гржиб), уволенный из «штаба мировой революции» за «правый уклонизм» и теперь находившийся в Шанхае без денег и документов. Центр проверил эту информацию и, подтвердив сам факт знакомства Зорге и Мёллера, все же не пришел к выводу о провале: ведь о реальном состоянии дел «Рамзая» его бывший коллега ничего не знал, и дальнейшие события подтвердили правильность такой позиции. Да и сам Римм, делая столь категоричный вывод, рекомендовал не работать больше Зорге именно в Шанхае, а не вообще на Дальнем Востоке или даже в Китае[254].

Между тем Зорге, прекрасно понимая, в каком сложном положении он находился все эти три года и как много людей могут если не знать о его второй, тайной жизни, то догадываться о ней, долгое время опасался возможности «засвечивания» шанхайского следа. Макс Клаузен считал, что причиной волнений шефа могла быть неудачная попытка вербовки майора Вальтера Хартмана – одного из германских военных специалистов из списка Зорге, служившего советником при Генштабе Нанкинской армии. Но затем, по словам того же Клаузена, Хартман и Зорге, которые при первой встрече едва не убили друг друга, сдружились, и в дальнейшем немецкий майор стал не агентом, но невольным информатором советского разведчика.

Другим возможным источником опасности для «Рамзая» могли стать люди из окружения атамана Семенова: барон Жирар де Сукантон и капитан Мёлленхоф. Оба они искренне и пылко ненавидели Советский Союз и всех, кто мог быть с ним связан. Именно поэтому маска кутилы на лице коммуниста Зорге, которую с таким упоением и явно через край воспевал в своих мемуарах Мёлленхоф, и была столь ярка и вызывающа, чтобы даже тени мысли не допустить о том, что у этого человека может быть что-то общее с левыми. Очень точно по этому поводу писал много позже Яков Григорьевич Бронин (Я. Горев; настоящее имя – Янкель Гиршевич Лихтенштейн), сменивший «Рамзая» на посту резидента Четвертого управления в Шанхае и хорошо знавший об обвинениях разведчика в разнузданном образе жизни: «Все поведение Зорге было строго продумано. Он никогда не переигрывал. Его поведение было естественным, непринужденным – под стать уверенному в себе фашисту»[255]. Несмотря на то что у Бронина речь шла о поведении Зорге в Японии (отсюда «уверенный в себе фашист»), писать-то он мог только о гораздо более раннем периоде: он не только лично знал Зорге, но и, прибыв в Шанхай, конечно, очень много слышал о своем предшественнике. Впрочем, как мы еще убедимся, у Бронина было два не связанных между собой представления о Зорге: образца 1933 и 1964 года.

Наконец все, кому это было интересно в Шанхае, знали о связях Зорге с Агнес Смедли и другими яркими фигурами из числа левых. Но точно так же белый Шанхай был и в курсе того, что Зорге – друг германских военных советников и инструкторов, желанный гость в профашистском Русском клубе Шанхая и в окружении атамана Семенова, которого никак не заподозришь в симпатии большевикам. А то, что он знаком с красными, так ничего не поделаешь: доктор Зорге – журналист, блестящий знаток Китая во всех его проявлениях, а нельзя стать профессионалом, лишь читая газеты и переписывая в свои статьи сводки новостей, приходится общаться и с правыми, и с левыми.

Так что наибольшая опасность все-таки грозила «Рамзаю» со стороны «китайских товарищей», то есть представителей компартии Китая, среди которых провал следовал за провалом, и связанных с ними представителей Коминтерна. Только за октябрь – ноябрь 1932 года в Шанхае было произведено около двухсот арестов коммунистов, многие из которых могли навести на след «связей» столь непозволительно тесно контактировавшей с ними резидентуры военной разведки. Дело «Нуленса», в котором «Рамзай» принял запрещенное, но такое деятельное участие, только чудом не приняло для резидента и его помощников форму катастрофы. В январе 1932 года французская полиция и английская контрразведка зафиксировали контакты Зорге с немцем Освальдом Дёницем, который на самом деле являлся агентом Коминтерна Карлом Лессе («Малей»). Дёниц был расшифрован, и подозрение в причастности к деятельности Коминтерна падало на все его контакты, в том числе и на Зорге.

18 мая 1933 года англичане подготовили отличную справку на нашего героя, позволяющую сегодня представить, как выглядела его жизнь со стороны, и это был не взгляд Мёлленхофа, затуманенный блестящей актерской игрой его «друга», не взгляд Бронина, менявшего маски в соответствии с линией партии, а точкой зрения беспристрастных агентов полиции: «Рихард Зорге, доктор философии (очевидная ошибка перевода: не доктор философии, а PhD, то есть просто «доктор». – А. К.), немец, возраст 37 лет, прибыл в Шанхай из Марселя 10 января 1930 г. в сопровождении своего земляка по фамилии Вейнгарт. После прибытия в первые три дня он проживал в отеле “Анкор” по адресу: 31–35, Seward Road, затем он проживал в пансионате для иностранцев “Ассоциации молодых христиан”[256] по адресу Bubbing Well Road. При регистрации по последнему адресу он заявил, что является по профессии журналистом и связан в Берлине с “Edition Company”.

14 января 1930 г. он арендовал почтовый ящик № 1062, указав при этом фамилию Вейнгарта, проживающего в гостинице “Анкор” на Seward Road. Проверка Вейнгарта показала, что он выбыл из гостиницы “Анкор” 10 февраля 1930 г. в неизвестном направлении.

9 мая 1930 г. Зорге выехал из пансионата “Ассоциации молодых христиан”, заявив, что направляется в Южный Китай по делам. С этого момента до его возвращения в Шанхай 16 ноября 1930 г. ничего о его действиях известно не было. Именно в этот день он снял апартамент № 54 в Capitol Building по Museum Road с ежемесячной оплатой 65 долларов на период в шесть месяцев. По окончании срока аренды он продолжал снимать эту квартиру по ежемесячному соглашению. Примерно 30 июня 1931 года Зорге съехал с этой квартиры и поселился в доме № 23 Wongkashaw Gardens. Этот дом арендовал некий Александр фон Дунин, и Зорге снял у него 1-й этаж.

Во время проживания по этому адресу [мы] видели, что он очень редко покидал свою квартиру. Складывалось такое впечатление, что у него в городе никаких дел не было. И он в основном печатал на своей машинке или же проводил время, играя в шахматы с мужчинами, походившими на немцев, которые часто посещали его. Ему очень часто звонили по телефону, и он всегда был очень осторожен, стараясь, чтобы его разговоры