сложившейся ситуации виноват он сам – Зорге и что скоро в Шанхай должен прибыть сотрудник Четвертого управления под «крышей» корреспондента «Берлинер тагеблатт» Штейн, с которым надлежало установить связь. Зорге заметил в ответной переписке, что в целом Шанхай – благоприятное место для разведки, но шпиону лучше быть американцем «не ниже журналиста, адвоката, коммерсанта известной фирмы или же банковского чиновника-маклера»[243], и снова попросил заменить Вейнгарта, который устал и физически, и морально, или хотя бы отправить его в Кантон, где был нужен опытный разведчик и где сейчас работала одна «Марианна».

Явно намекая на то, что необходимость в самом резиденте – с теми его полномочиями, обязанностями и возможностями, какие он создал сам, – становится меньше, «Рамзай» писал, что «Пауль» все больше втягивается в работу (сам Зорге по приезде в Шанхай не втягивался, а сразу начал давать ценную информацию), да и у Стронского постепенно стало что-то получаться. «Рамзай» запросил разрешение на большую поездку во внутренний Китай. Представленная как журналистская командировка, она должна была упрочить его слабую легализацию, дав возможность продать европейским газетам и журналам статьи и эксклюзивные фото с места событий. Центр на это, как и на замену «Зеппеля», не согласился, после чего в конце августа внезапно сообщил, что в Шанхай выезжает новый радист. Правда, на каком пароходе и когда – неизвестно. В итоге этот разведчик добирался до пункта назначения более полугода и появился в Шанхае только в феврале 1933 года.

Пока же Зорге продолжил работу и завербовал еще одного агента в Нанкине. Русский белоэмигрант «Фишбейн» обещал дать интересную информацию о французских спецслужбах в Китае. Крепла агентура в Пекине-Бэйпине и в Маньчжурии. В это же время в Москве готовилось письмо в адрес Зорге с сообщением о том, что его резидентура обросла лишними связями, непомерно затратна и не слишком эффективна. Письмо было большим, готовилось долго и не учитывало изменения в структуре и направлении разведки, которые предпринял Зорге за последние три месяца. Например, ему предписывалось развернуть агентурную сеть в Бэйпине и других городах Китая, что «Рамзай» сделал без всяких предписаний и что входило в полное и решительное противоречие с первой частью письма[244]. Оно так и не было отправлено по назначению, что позволило Зорге выдвинуть свое предложение: отправить Вейнгарта в Бэйпин. «Рамзай» то ли спасал своего радиста от провала, пытаясь убрать его из Шанхая, то ли хотел выпроводить его подальше, а может быть, просто не видел другого расклада в управлении двумя радистами (Клаузен при этом относительно спокойно жил в Шанхае и по-прежнему пытался торговать мотоциклами). Москва заявила, что не пойдет на расширение резидентуры и что… направляет в Шанхай еще одного сотрудника – жену Римма Любу Римм («Луизу Клязь») в качестве шифровальщицы с окладом 75 «амов» в месяц. Одновременно Зорге предписывалось сократить расходы на резидентуру до двух тысяч «амов» в месяц, то есть в полтора-два раза меньше от реальных, что было решительно невозможно и невыполнимо без сокращения агентурной сети. В дополнение к этой проблеме в ночь на 31 августа неизвестные грабители обчистили магазин Римма, в котором хранилась касса резидентуры, и украли последние 900 долларов. Как раз незадолго до этого «Пауль» на средства резидентуры открыл небольшую лавку фототоваров, чтобы как-то легализоваться в городе, при том, что по легенде он был… ветеринарным врачом. В жизни бывает всякое, люди часто меняют профессии, оказавшись в определенных обстоятельствах. Жаль только об этом не предупредили жену «Пауля» – «Луизу», которая на долгом пути из Венеции в Шанхай пароходом «Конте Россе» выдавала себя за «супругу состоятельного ветеринарного врача»[245]. Если кто-то из спутников Любы Римм решился бы навестить ее в Шанхае, он наверняка испытал бы сильное удивление…

Вконец вымотанный Зорге 13 сентября пишет в Москву телеграмму с очередной просьбой заменить его в Шанхае. Стронский присоединяется к ней, сообщая, что только срочный отъезд «Рамзая» может спасти резидентуру от провала. В ответ… Центр присылает сообщение о подписке разведчиков на государственный заём: из довольствия Зорге и Стронского вычли по 200 долларов, у Римма и Вейнгарта отняли по 100. При этом личный бюджет «Пауля» составлял 160 долларов в месяц, магазин дохода не приносил, и только приезд жены мог спасти его от нищеты.

Любовь Римм прибыла в Шанхай 2 октября. Она вспоминала о Зорге так: «В тот вечер к нам пришел гость, мужчина с приятной внешностью, по-спортивному подтянутый. Он поздоровался со мной, как со старым другом: “Вы уже приехали? Очень рад. Как прошла поездка? Пришлось, наверное, немного поволноваться? Не было ли за вами ‘хвоста’?” Пока он засыпал меня вопросами, я старалась получше разглядеть его. У него были красивые вьющиеся волосы и голубые глаза. Как личность, он произвел на меня сильное впечатление. А Карл сказал: “Это и есть Рихард”»[246]. Не правда ли, кажется, что все женщины видели нашего героя настолько одинаково, как будто встречались с ним вместе и одновременно?

4 октября Рихарду Зорге исполнилось 37 лет. В этот день он получил из Москвы дорогой подарок: ему пообещали, что в течение полутора месяцев ему предоставят замену и он сможет вернуться домой. Меньше чем через неделю «Рамзай» дал телеграмму в Центр:

«Москва, тов. Берзину.

Шанхай, 10 октября 1932 года.

От кит[айского] источника узнали, что Нанкин якобы обнаружил след военного шпиона. Подозревают будто бы одного немца и еврея. На основании наших старых грехов и слухов среди местных немцев полагаем, что круг подозрений вокруг Рамзая (в переписке Зорге всегда упоминал себя в третьем лице. – А. К.) все больше смыкается. Просим срочно сообщить, должен ли Рамзай неприметно выждать прибытия замены или же он может уехать независимо от прибытия последнего.

Р.».

Ян Берзин наложил резолюцию: «Пусть едет, не дожидаясь замены, иначе сгорит». Его заместитель Борис Мельников добавил: «Сообщи Рамзаю о немедленном выезде без замены»[247].

Странно, что, получив тревожную телеграмму, в которой упоминались «немец» (Зорге) и «еврей» (Стронский), в Москве как будто бы прочли только ее часть. Во всяком случае, никаких упоминаний о том, что судьба Стронского тоже вызвала опасения, не сохранилось. Да и действий в этом направлении никаких предпринято не было. Зато обеспокоенное начальство начало торопить резидента с выездом, но еще почти месяц ушел на создание легенды и передачу дел Римму и Стронскому при сохранении жизнедеятельности резидентуры: информация в Москву продолжала поступать обычным порядком. Одно из последних сообщений касалось прибытия в Нанкин германского разведчика фон Леммерцаана (так его фамилия была зафиксирована в документах) с задачей реорганизации китайской контрразведки. А 4 ноября в Москве получили сообщение, что «по случаю 15-й годовщины Октябрьской революции шанхайская резидентура шлет Разведупру горячий товарищеский привет и вносит в фонд постройки самолета-гиганта “Советский Дальний Восток” 75 амов. Деньги привезет Рамзай»