по вскрытию японских дипломатических и военных кодов и проникновению агентуры ОГПУ в посольство Японии в Москве и его военный атташат Кремль был полностью в курсе относительно агрессивных настроений Токио и конкретных мер по развязыванию войны против Советского Союза. К весне 1932 года было принято решение разрушить планы японцев, и с «благословения» Сталина 4 марта в «Известиях» был опубликован материал, раскрывающий шаги японских военных по подготовке полномасштабных боевых действий против СССР, основанный на похищенных из посольства сверхсекретных документах. Реальная угроза войны была предотвращена благодаря своевременному преданию гласности этих планов.

Зорге со своей стороны пытался сделать все возможное, чтобы обеспечить военную разведку СССР точными данными о намерениях японцев в Китае. «В результате Маньчжурского и Шанхайского инцидентов вскрылась новая картина японо-китайских проблем. Отношения между двумя странами, разумеется, не только неизбежно ухудшились, но и совершенно изменился их прежний характер. Китай, как и Советский Союз, стал смотреть другими глазами на новые действия Японии, неизбежно испытывая по отношению к ней новые опасения. Нечего и говорить, что я уделял самое пристальное внимание этому вопросу»[233], – писал Зорге позже.

Полученная от «Рамзая» информация подтверждала ослабление антисоветских настроений в японской армии. Одним из важнейших выводов, к которому пришел «Рамзай» еще в марте и в котором убедился в середине 1932 года, являлось заключение о крайне малой вероятности войны против СССР до весны 1933-го. Наоборот, по информации, полученной от Фунакоси Хисао, сконцентрированные в районе Шанхая военно-морские и сухопутные силы Японии были готовы противостоять интересам США в этом регионе. Если американцы будут и дальше выступать против японской военной активности в Маньчжурии, то и армия, которая традиционно с большим рвением выступает за войну на севере, может изменить свое настроение и американцы окончательно станут главным противником Японии. Так, еще 30 марта Зорге сделал вывод: главным вопросом японской военной политики становится географический. Война неизбежна, но направление удара – юг (США) или север (СССР) – окончательно не выбрано.

«Вспышка боевых действий в Шанхае в 1932 году свидетельствовала о том, что в японской внешней политике начал проводиться новый курс, – вспоминал Зорге. – Конечно, в то время нам было не вполне понятно, было ли это случайным единичным столкновением или это было выражением устремлений Японии завоевать Китай вслед за захватом Маньчжурии. Кроме того, было непонятно, двинется ли Япония на север, в Сибирь, или же на юг и вторгнется в Китай. В такой ситуации во время Шанхайского инцидента моя работа стала еще более важной. Я старался вскрыть подлинные цели Японии и в деталях изучить методы боевых действий японской армии в ходе боев в Шанхае»[234].

Кроме того, в самое ближайшее время ожидалось резкое обострение обстановки в самом Токио. Там намечался фашистский переворот, в результате которого к власти мог прийти «ястреб» генерал-лейтенант Араки, и об этом «Рамзай» тоже сообщал в Москву[235].

Мёлленхоф, находившийся в Японии, сообщил, что и Семенову никак не удается добиться благосклонности японцев в создании «бело-монгольской армии», а Араки рассматривает события в Шанхае как поражение японской армии и делает ставку на скорый военно-фашистский путч. 28 апреля Зорге, основываясь на информации Фунакоси, сообщил в Москву, что в середине или конце мая в Токио может случиться мятеж[236]. Попытка путча «молодых офицеров», в ходе которого был убит премьер-министр страны Инукаи Цуёси, произошла 15 мая – в этом «Рамзай» не ошибся. А вот военный министр Араки Садао не стал ни диктатором, ни даже премьером, сохранив за собой имеющуюся должность и лишь получив осенью того же года звание полного генерала. Зорге правильно спрогнозировал невозможность развязывания войны при новом кабинете, но ошибся, определяя время, которое он мог просуществовать, отводя ему на жизнь всего месяц. Новый кабинет адмирала Сайто ушел в отставку лишь год с небольшим спустя. Таким образом, анализ военно-политической ситуации в японо-советских отношениях, который пытался осуществить Зорге, как правило, соответствовал реальной обстановке лишь наполовину – ему явно не хватало японских источников. Но и резидентом он тогда был не в Токио, а в Шанхае.

До середины августа 1932 года «Рамзай» еще несколько раз возвращался к этой теме, все более и более склоняясь к мнению, что на данном этапе война Японии против СССР невозможна, а затем оставил ее в связи со стабилизацией положения и большой загруженностью на «китайском фронте».

Еще одним серьезнейшим вопросом, с которым Зорге довелось вплотную столкнуться в том же 1932 году, стала возможность применения в Китае оружия массового поражения. На собственном опыте познавший силу и ужас отравляющих веществ, наш герой еще с московских времен внимательно изучал деятельность германской компании «ИГ Фарбен», подозревая ее в разработке и производстве боевых газов. В Шанхае он вышел на след группы немецких ученых-химиков, прибывших туда по приглашению нанкинского правительства и занятых созданием боевых отравляющих веществ для Гоминьдана. Работавший в городе по линии ИККИ и ОМС выпускник московской военной академии немец Отто Браун тоже входил в круг связей «Рамзая» и позже вспоминал обсуждение этой темы: «Рихард к тому времени уже более двух лет проработал в Китае, накопил большой опыт, в то время как я только что вышел из стен Военной академии имени Фрунзе, вооруженный специальными знаниями в области самой современной военной науки. Когда мы заговорили о возможности газовой войны в Китае, высказывая поначалу различные мнения и аргументы, мой до этого времени спокойный и рассудительный собеседник стал меняться прямо на глазах. Таким я Рихарда еще никогда не видел, он буквально взорвался, его аргументы стали резкими и категоричными; при этом он назвал несколько фактов, которые произвели на меня неизгладимое впечатление. Я никогда не забуду этот день. В окне за его спиной показались первые лучи восходящего солнца, когда он буквально заклинал меня: “Никогда не забывай о возможности применения газа! Газ – это бич, которым кучка эксплуататоров собирается держать в повиновении миллионы эксплуатируемых! Газ – средство уничтожения масс людей, возможно, большей части крупнейших классов и народов!”»[237].

Весной Зорге оказался втянут в историю, связанную с готовностью части китайских генералов и офицеров продолжать борьбу против японцев, несмотря на формальное между ними замирение. Советский Союз, опасаясь провоцировать в такой непростой ситуации Японию, официально решил не оказывать никакой помощи антияпонским силам и закрепил это решение постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 19 июля 1932 года. Еще раньше эта позиция была доведена и до Зорге, как до человека, с которым в ближайшем времени китайские военные могут начать искать контакты. В Москве ошиблись только со сроками: первые посланцы из Маньчжурии прибыли еще в апреле. Проверив их, Зорге, не обращая внимания на запрет Центра и свое плохое самочувствие (он долго лежал в госпитале с переломами после аварии на мотоцикле, в