3.33 пополуночи – Голди

Я снова нахожусь среди белых роз, но сегодня я и сама стала одной из них. Мои волосы стали белыми листьями ив, пальцы – стебельками цветов, дыхание – пением птиц, слезы – маргаритками, сердце – кошкой, крадущейся среди высокой травы, дух – ветерком, который овевает все вокруг…

Сегодня я не просто думаю, что могу двигать все в этом саду – я знаю это. Так же легко, как дышу, так же непринужденно, как поднимаю руку. Никаких усилий, никаких стараний.

Я могу.

Сосредотачиваюсь, и действительно, больше не нужно надеяться и молиться, стараться и терпеть неудачи.

Теперь стоит мне чуть шевельнуть пальцами, как я срываю десяток маргариток, они поднимаются над газоном и повисают в воздухе, терпеливо ожидая моей команды. Я смыкаю указательный палец с большим, и маргаритки образуют круг, щелкаю пальцами, и они сплетаются в венок. Улыбаюсь, и венок взмывает и опускается на мою голову.

– Он тебе идет.

Передо мной на траве стоит ма, одетая во все белое. На мгновение мне кажется, что она призрак – такое же ощущение было у меня и тогда, когда только что родился Тедди, и она стала выглядеть какой-то неземной, будто ей было непонятно, к какому из миров она принадлежит – к этому или к тому. Возможно, поэтому она и умерла такой молодой.

– С-спасибо.

– Когда ты была маленькой девочкой, тебе нравилось плести венки, – говорит она. – Ты, бывало, плела их часами. Мы сидели в парке вместе с Тедди, и до послеобеденного чая ты сплетала и браслеты, и ожерелья, и венки на голову.

Удивленно смотрю на нее.

– Я этого не помню.

– А я помню. – Мама улыбается. – Я помню все.

3.53 пополуночи – Голди

Открываю глаза и чувствую тепло Лео за моей спиной. Во сне я отвернулась от него и сейчас поворачиваюсь к нему снова.

– Я была права. Ты никогда не спишь.

– Я наблюдал за тобой.

– Мне приснилась моя ма. Не помню, когда она снилась мне в последний раз.

На лице Лео, кажется, мелькает удивление, на мгновение его зеленые глаза щурятся. Все это так мимолетно, что я не знаю, не почудилось ли мне.

– И что же она делала? – спрашивает Лео. – Что говорила?

– Она сказала мне, что в детстве я любила плести венки из маргариток.

Своими длинными пальцами он ерошит копну спутанных волос.

– И больше ничего?

– Ма вообще была немногословна, – отвечаю я.

Лео мнется.

– Как ты думаешь, что бы она подумала о…

– О чем?

Он отвечает так тихо, что я не слышу его слов.

– О чем?

Похоже, ему не по себе.

– Обо мне.

– О тебе? – Я чувствую облегчение. – Она бы тебя полюбила.

8.36 пополуночи – Скарлет

Скарлет отрывает взгляд от пакета муки, которую она просеивает, и видит, как в кухню входит Уолт. Она печет хлеб. Возможно, если кафе не сможет выжить в качестве кафе, оно будет иметь больше шансов на успех в качестве булочной.

– Там стоит очередь. – Уолт кивком показывает на стойку.

– В самом деле? – Скарлет оживляется, вытирая руки о передник.

– Да. Тебе нравятся полки?

– Я от них в восторге. Отличный цвет, – говорит она, направляясь к стойке. Хотя, если бы он спросил ее, какой у них цвет, она не смогла бы ответить. Она даже не может вспомнить, покрасил он их или нет.

Когда небольшая толпа посетителей рассаживается по столикам, чтобы попить чая или кофе и поесть пирожных, Скарлет опять спешит на кухню, чтобы продолжить изучение книги о приготовлении опары[50]. Рядом стоит Уолт.

– Как посудомойка?

– Отлично, – отвечает она, переворачивая страницу. – Спасибо.

Он тыкает носком ботинка в пол.

– Ну…

– Что?

– Ну, я тут думал… посудомойку я починил, полки сделал, прокладки на мойке поменял – так что все свои предлоги я исчерпал…

Скарлет отрывает глаза от книги. Может быть, он хочет, чтобы я дала ему еще работу?

– Я надеялся, ну, что тебе, возможно, захочется сходить куда-то… – Уолт делает быстрый вздох. – В общем, выпить, поесть и все такое.

Девушка, наконец, смотрит на него.

– А-а.

– Неважно, если… – Улыбка Уолта полна самоиронии. – Я думал, может… Ведь я же могу спросить, да? Если не считать того, что твой отказ может нанести серьезный ущерб моему самолюбию.

– О, прости, – говорит Скарлет. – Я не хотела показаться такой…

– Смущенной? – подсказывает он. – Ошеломленной? Испуганной?

Скарлет смеется.

– Неужели я кажусь такой? Извини, я просто удивилась.

– Значит, я совсем не умею читать по лицам. Мне показалось, что я вижу… фриссон[51] или что-то вроде того. – Он отходит от стойки. Сделав несколько шагов по кухне, парень останавливается и поворачивается: – Это потому, что… ты что, уже встречаешься с этим дико красивым хмырем?

– С каким дико красивым хмырем? – спрашивает Скарлет, хотя отлично знает, кого он имеет в виду. Она не думала об Изикиеле Вульфе с той ночи, когда проделала с ним все, что хотела сделать, и даже больше, потому что он такой мерзкий образчик человеческого рода, что она надеется никогда его больше не видеть.

– С тем, которого я предложил тебе убить, – говорит Уолт. – Кстати, мое предложение все еще в силе. Особенно, если ты встречаешься с ним.

– Не говори… Почему ты решил, что мы встречаемся?

– Пусть я и не умею читать по лицам, но даже слепой может увидеть, что между вами двумя есть фриссон.

Скарлет улыбается.

– Похоже, тебе нравится это слово, верно?

– Я запоминаю французские слова, чтобы казаться искушенным. – Он кивком показывает на свой монтажный пояс. – На тот случай, если кто-то решит, что раз у меня нет высшего образования, то я тупой.

– У меня его тоже нет.

– К тому времени, когда тебе будет столько же лет, что и мне, ты, возможно, будешь иметь две докторские степени.

Скарлет смеется.

– Это вряд ли. Кстати, а сколько тебе лет?