Киллиан провел пальцами по самым чувствительным точкам на горле.

– Я могу дать тебе все, что твоей душе угодно, Персефона. Украшения, шикарный отпуск, все сумки Hermes, какие только были выпущены. – Он смахнул прядь волос с моей щеки, а его голос прозвучал так зловеще, что казался воистину демоническим. – Но я не могу дать тебе любовь. Не проси меня о том, что я не в состоянии дать.

Я прижалась щекой к его ладони и нежно поцеловала ее, отказываясь вдумываться в его слова.

– Мое сердце – жуткое место. Там никогда ничего не зарождается.

– Перестань. – Я поцелуем заставила его замолчать.

Возможно, все дело в том, что он переселил меня сюда, в свое королевство. Утащил в подземный мир. В том, что хотел доказать самому себе, что мое присутствие ничего не значило.

– Ты когда-нибудь ходила по искусственной траве, Цветочница? – прошептал он в мои губы.

– Да, – прорычала я, целуя его глубже.

– Она блестит сильнее, чем обычная трава, но на ощупь ужасна.

Ты не кажешься мне ужасным.

Его губы требовали, чтобы я сдалась. И я уступила, ерзая на его мускулистом бедре и напрочь позабыв обо всем беспокойстве за свою задницу, которая по-прежнему болела. Он разорвал поцелуй и прижался лбом к моему лбу.

– Я уничтожу все хорошее, что есть в тебе.

– Это мы еще посмотрим.

Я достала кое-что, что нашла сегодня вечером, когда устроила охоту за сокровищами в его комнате. Перерыла все его ящики и использовала всю информацию, которую смогла найти, чтобы собрать головоломку и понять, кто же он такой. Зря я понадеялась на мужа – он держал свою комнату пустой и обезличенной.

Увидев его гардеробную, я уверилась, что Киллиан способен на что угодно, но только не на фиктивный брак. Его одежда была развешана не только по сезонам, но еще и по цветам, брендам и крою. Его не назвать любителем сюрпризов.

Килл прищурился, глядя на белую ленту, которую я достала из лифчика. Она была припрятала у меня между грудей, пока я спала.

– Где ты это нашла?

– В твоей коробке с сигарами.

– Ты копалась в моих вещах.

– Твои дедуктивные способности просто поражают. – Я выгнула бровь, желая, чтобы сердце перестало кувыркаться в груди, как бесшабашный ребенок на солнце. – Ты забрал мои вещи из квартиры, даже не посоветовавшись со мной. Считай, что так я с тобой поквиталась. Зачем ты хранишь свадебную ленту?

– Это традиция.

– Брось, – фыркнула я. – Тебе чужды сантименты.

Киллиан встал с кровати и выхватил у меня ленту.

– Аргумент. Еще не поздно ее выкинуть.

Он помчался в ванную, видимо, к мусорному ведру.

– Как жаль. Ты так умело нас ею связывал, – промурлыкала я с кровати.

Он остановился, повернулся и с раздражением посмотрел на меня.

В этот момент вся моя энергия оказалась направлена на то, чтобы не кончить от одного только обмена взглядами. Было очень кстати, что Киллиан не мог ничего чувствовать, а я утопала в чувствах. Я испытывала злость, похоть, страсть и отчаяние. Все чувства обострились, каждая клеточка моего тела пылала от сексуального голода.

– Ты заметила. – На его лице появилась дьявольская ухмылка.

Я замечала все, что было связано с этим мужчиной, так что это вовсе не новость.

– Почему ты это делаешь? – Я облизала губы.

– Что именно? – Он с притворной невинностью нахмурил темные брови.

– Смотришь на меня так, будто я твоя следующая трапеза.

– Потому что так и есть, – невозмутимо ответил он. – Ты ведь для этого сюда и пришла, разве нет?

Между нами что-то закипело. Я не могла отвести взгляд.

Киллиан устремился ко мне. Я отползла на середину кровати. Он перевернул меня на живот и пригвоздил к матрасу. Упершись коленом между моих бедер, он развел их в стороны, приподняв задницу, а затем схватил за запястья и сцепил их за спиной. Атласная лента заскользила вокруг запястий, пробуждая во мне дрожь. Килл переплел концы ленты и стал наматывать ее в другую сторону, чтобы надежно меня связать. Он действовал быстро и умело, затянул и завязал вторую петлю, чтобы я точно не смогла пошевелить руками.

– Так вот как ты научился и сумел связать нас одной рукой, – тяжело дыша, сказала я.

– Это называется вязка кабанчиком[32]. – Он потянул за созданное им произведение искусства. – Подними ноги.

Затем он обвязал мне ноги и соединил ленту между запястьями и лодыжками. Связал, как маленького поросенка, которого вот-вот поджарят на вертеле. Я засмеялась, тяжело дыша, отчасти потому, что была возбуждена, а отчасти потому, что было волнительно отпустить контроль. Матрас прогнулся, когда Киллиан отодвинулся, любуясь результатом своей работы. Мне было не видно выражение его лица, что только усиливало возбуждение.

– Стоило сначала меня раздеть, – с досадой простонала я, уткнувшись в простыню.

Мне так сильно хотелось избавиться от одежды, что казалось, будто она обжигает кожу.

Меня пугала сила собственного желания. Она была чуждой мне, всепоглощающей. Секс с Пакстоном приносил мне удовольствие, но я вполне могла без него обойтись. Но порочное, извращенное, внезапное желание, которое возникло вместе с Киллом, было новым и пугающим.

– Ты доверяешь мне, Персефона?

Его голос прозвучал так далеко, словно он был на другой планете.

– Да.

Я сама поразилась, как быстро и уверенно дала ему ответ. Сама не знала, почему доверяла ему, не знала даже, стоит ли ему доверять. Просто знала, что доверяю. Знала, что он никогда не причинит мне боль. Остановится, если все зайдет слишком далеко для меня.

Он встал с кровати и подошел к небольшому столу, стоящему напротив одного из окон. Я тянула шею, чтобы наблюдать за ним, лежа связанной на его кровати все в том же скромном платье учительницы. Киллиан выдвинул ящик и вернулся с ножом для писем. Все мое тело покрылось мурашками.

– Ты уверена в этом, Цветочница? – Он провел лезвием ножа по моей икре таким нежным, таким дразнящим жестом, что мне самой захотелось податься ему навстречу.

– Я не боюсь. – Я старалась, чтобы мой голос звучал так же невыразительно, как и его.

Я была старательно перевязана, как подарок – его подарок, – и хотела, чтобы он развернул меня и овладел мной.

– Почему? – В его голосе слышалось любопытство. Почти… надежда?

Нет. Не может быть.

Надежда – это тоже эмоция, а Киллу чужды эмоции.

– Потому что знаю, что ты никогда не причинишь мне боль.

– Какое оптимистичное предположение.

– Ты трижды спас мне жизнь и спасешь снова, – сказала я. – Вот это оптимистично. А я реалистична.

Дальше все произошло так быстро, что у