* * *

Утром Эрика Манн отправляется к родителям в Арозу. Несмотря на занесенные снегом дороги, она едет на своем кабриолете. Конечно, было бы теплее и комфортнее ехать поездом, но нужно многое перевезти: по просьбе отца она забирает из его кабинета незаконченную рукопись «Иосифа в Египте», а также пачку подготовительных работ и заметок, необходимых ему для продолжения работы над романом. Вечером она прибывает в Арозу. Ее рассказы об арестах и жестоком обращении с противниками Гитлера в Мюнхене ужасают. Поскольку в своих ответах на письмо Томаса Манна с просьбой реально оценить ситуацию обер-бургомистр Шарнагль и адвокат Лёвенштейн также решительно предостерегают от возвращения в Мюнхен, решение принято. Он пока останется в Швейцарии.

* * *

Подруга Эрики Тереза Гизе все еще хочет остаться в Мюнхене. У нее есть обязательства по репетициям в театре «Каммершпиле». В перерыве между репетициями она в разговорах с коллегами высмеивает Гитлера, который якобы почитает ее как актрису, несмотря на то что она еврейка. Она называет его «обезумевшим филином» и рассказывает один анекдот. Отец сидит за ужином с маленьким сыном, и тот спрашивает: «Отец, а кто поджег Рейхстаг?» Отец, заикаясь, отвечает: «С… с… сынок, кушай». Один из коллег доносит на нее, а другой предупреждает об этом доносе. Она, не раздумывая, покидает репетиционную сцену, бежит из театра; с собой у нее только одна сумка. Магнус Хеннинг помогает ей выбраться из города. Вечером она добирается до Лермоса в Тироле, на следующий день – до Эрики Манн в Швейцарии. Только через 16 лет, в 1949 году, она вновь выйдет на сцену мюнхенского театра «Каммершпиле».

* * *

Неугомонный Клаус Манн всегда много путешествовал; уезжать – привычное для него дело. Накануне он написал длинное письмо Эриху Эбермайеру, в котором объяснил, что отказывается от работы над «Ночным полетом», а затем разослал телеграммы друзьям в Париж, извещая о своем приезде. Стояла прекрасная погода ранней весны, и он пошел в последний раз прогуляться по Мюнхену и попрощаться с городом. Сегодня день последних писем и телефонных звонков. На Пошингерштрассе на обед приходит Герберт Франц. Он рассказывает, что мюнхенское радио недавно перестало принимать на работу евреев. После обеда они слушают граммофонные пластинки: «Саломею» Рихарда Штрауса и «Песни об умерших детях» Малера. Погода еще хорошая, они усаживаются на балконе пить чай. Они много разговаривают и нежны друг с другом. Затем Герберту приходится уехать на очередную радиорепетицию. После этого прощания Клаусу ничего не остается, как собирать вещи. В этот раз ему не хочется никуда уезжать, накрывает сильным чувством одиночества. Еще много лет он будет хранить у себя фотографию Герберта Франца в рамке.

Он садится на ночной поезд до Парижа. В спальном вагоне он знакомится с очень симпатичным американцем.

* * *

В Вене Брехт снова собирается в путь. Он слышал, что некоторые высокоценимые им писатели бегут в Швейцарию. Может, в Швейцарии получится реализовать его идею эмигрантской колонии, о которой он иногда говорил, рассуждая об изгнании?

Он хочет изучить возможности для этого в Цюрихе. Хелена Вайгель пока остается с детьми в Вене. В цюрихской гостинице Брехта уже ждет письмо от Маргарет Штеффин, от его Грете. Он тут же ей отвечает. Последующие недели будут беспокойными. В Цюрихе он встречается с Анной Зегерс и Дёблином, на озере Лугано – с Германом Гессе, Бернардом фон Брентано, Маргарет Штеффин и другими. Между делом он работает в Париже вместе с Куртом Вайлем над балетом «Семь смертных грехов мелкого буржуа» – небольшой заказ для Театра Елисейских Полей, который финансирует английский поклонник искусства для своей жены-танцовщицы. Но идею эмигрантской колонии в Швейцарии не суждено претворить в жизнь: слишком разные интересы у авторов, да и страна оказывается слишком дорогой. Анна Зегерс и Дёблин уезжают в Париж, Бернард фон Брентано остается в Швейцарии. Брехт вместе с Хеленой Вайгель, детьми и Маргарет Штеффин уезжает в Данию, на маленький остров Турё, расположенный недалеко от Свеннборга. Там он дешево проживет следующие пять лет, но в сравнении с прежними рабочими привычками – в значительной изоляции. С приходом войны ему со всей семьей придется бежать от наступающего немецкого вермахта через Швецию и Финляндию в Калифорнию.

* * *

Самоотречение Академии. Вечером на Паризерплац проходит заседание отдела литературы. Его участники выглядят растерянными и парализованными. Только Готфрид Бенн преследует цель и считает, что знает, как ее достичь. Он тщательно подготовился к сегодняшнему заседанию. Сотрудник министерства присутствует на встрече в качестве наблюдателя под предлогом того, что министр Руст все еще недоволен состоянием дел в отделе и ожидает реорганизации. Пока, однако, от членов отдела не поступает конкретных предложений о том, как они будут реагировать на политические ожидания министра. Из иногородцев в Берлин приезжает только Рудольф Биндинг; остальные, как и предвидел Оскар Лёрке, либо побоялись расходов на поездку, либо уже потеряли всякую надежду на Академию.

Заседание начинается с большой дерзости: министр объявляет собравшимся, что назначил Ганса Йоста членом их отдела. До сих пор новые члены обычно избирались старыми в соответствии с их собственными представлениями. Но министр Руст бесцеремонно отменяет эту привилегию в пользу своего партийного друга Йоста, тем самым демонстрируя присутствующим, как обходятся с их независимостью.

Вот тут-то и вмешивается Бенн. Пассивность отдела действует ему на нервы, и он хочет, чтобы тот наконец взял реорганизацию в собственные руки. Его предложение – совместное заявление о лояльности, причем настолько убедительное, чтобы в дальнейшем отпала всякая необходимость вмешательства министра. Он подготовил соответствующий текст, который не мог бы быть более прямолинейным. Каждому члену нужно ответить на вопрос: «Готовы ли Вы, учитывая изменившуюся историческую ситуацию, и впредь служить Прусской академии искусств? Утвердительный ответ на этот вопрос исключает публичную политическую деятельность против правительства и обязывает Вас к лояльному сотрудничеству в выполнении задач, стоящих перед Академией в соответствии с ее уставом».

Это означает полное политическое повиновение, отказ от свободы слова и критической дистанции по отношению к правительству. В этих двух предложениях чувствуется презрение Бенна к демократическим идеалам, либерализму, толерантности и разнообразию мнений, а также его чрезмерная политическая активность. Ведь сделав такое заявление, члены объявили бы о своем согласии не только с нынешними действиями правительства, но и со всеми будущими, которые пока непредсказуемы.

Грубая прямота вопроса Бенна сопровождается тем, что в качестве ответа он допускает только