святок разные домашние хлопоты. Наступило это число. Я думаю все о своем намерении, которое должно исполниться завтра. Кончился обед. После обеда я сплю обыкновенно с полчаса в моем кабинете, который был вместе и спальней, за ширмами. Над кроватью висел портрет покойной жены. Ложась спать, я обратился к ней мысленно и подумал: друг мой, подай мне совет, хорошо ли я делаю. Уснул, проснулся, и сел, по обыкновению, за свой письменный стол, думая свою думу. Наступил вечер. Дети пришли прощаться. Старший сын, лет десяти, спал вместе со мною, также за ширмами, на кровати, которая отделялась от моей маленьким столиком. Получив благословение, он лег в свою постель, и вдруг я слышу, что он с каким-то беспокойством ворочается. Не чует ли его сердце, мелькнула у меня в голове мысль, о чем я теперь думаю. Я взял свечку и пошел посмотреть на него; вижу, что он лежит, оборотясь лицом к спинке кровати, снял с него лишнее одеяло, и воротился на свое место. Слышу – он опять ворочается. «Митя, ты не спишь?» – спрашиваю его. «Не сплю», – отвечает он, и в ответе его слышатся слезы. – «Да ты плачешь?» – «Плачу». – «Об чем?» – «Когда я ложился спать, взглянул на мамашу, – и мне стало ее жалко!» – «Разве ты говорил нынче о мамаше с Сашей (сестрою)?» – «Нет, не говорил». – «Так, может быть, говорил вчера или прежде?» – «Нет, не говорил». Меня так и ударило в голову, при этом удивительном совпадении его слез с моими мыслями, и все замыслы исчезли, как небывалые.

На другой день я поехал не туда, куда намеревался, а к Митрополиту Филарету, с которым разговор касался у меня иногда до другого мира. «Что вы об этом думаете?» – сказал он. «Я приехал спросить мнения Вашего Высокопреосвященства». – «По-моему, это – указание:

может быть, особа, о которой вы думаете, вам неподходящая, может быть, время не то: ожидайте других указаний».

* * *

Приведу здесь кстати случай, уже совершенно ничтожный, но который может служить примером, пожалуй, счастливого стечения обстоятельств.

В собрании Славянского благотворительного комитета в Петербурге, декабря 30 дня 1869 г., кроме занятий по текущим делам, определено было – в день Нового года, в 3 часу, поднести Князю Черногорскому, только что приехавшему в Петербург, хлеб-соль на серебряном блюде. Молча нельзя было представлять приношения: я, случившийся тогда в Петербурге, предложил присоединить краткое приветствие. Сочиненное мною было тогда же единогласно одобрено. Надо было переписать его, но это трудно было сделать тут же с моего неразборчивого подлинника. «Я перепишу, – сказал я секретарю, – у себя дома, а вы пришлите ко мне, когда понадобится».

На том все мы и расстались.

Проходит день заседания, другой, наступает первое число. Мне не дают знать ничего и за списком не шлют и я, рассудив, что верно по каким-нибудь причинам отложено поднесение хлеба-соли Черногорскому Князю, собрался преспокойно идти со двора, а черновой свой адрес велел отдать писарю, жившему в том же доме, чтобы тот переписал его хорошенько. Меня задерживают посетители на два часа, и я выхожу уже в третьем. Повернул в первый переулок с Английской набережной, от дома графа Литке, где я жил, – долго не попадается извозчик – и я выхожу на Кавалергардский бульвар. С Утинского тротуара пересекаю улицу, чтобы перейти на бульвар, – в ту самую минуту проезжают мимо меня сани; молодой человек, сидевший в них, вдруг останавливается, выскакивает из саней, и, обращаясь ко мне, прямо спрашивает: «Вы Михаил Петрович?» – «К вашим услугам». – «Я Вас узнал, видев третьего дня. Куда же вы идете?» Удивленный таким вопросом незнакомого человека, я отвечал сквозь зубы: куда мне нужно – к моим знакомым. «Но ведь сейчас должно быть представление Славянского комитета Черногорскому князю?» – «Не может быть, у меня не спрашивали адреса». – «Я вас уверяю, что представление не отменено. Члены должны быть теперь уже в сборе и вас ожидают. Пойдемте со мною». – «Благодарю вас, но я одет не парадно». – «Так переоденьтесь. Где вы живете?» – «Здесь близко». – «Заедемте на вашу квартиру. Но нужно спешить». – «Послушайте – я отпустил своего служителя, да, и, оставаясь дома, он сидит обыкновенно за пять комнат, так что посетитель часто уходит от моей двери не дозвонившись. Видно не судьба быть мне на представлении». – «Попробуем; без вас, повторяю, поднесение расстроится». Мы поехали, и дорогою мне пришло еще в голову, что оставленный служителю адрес мог быть уже отдан писцу, и что произойдет другое затруднение идти за ним, не застать писца дома, и проч.

Приехали. Звоним. Служитель очутился у двери, которую в ту же секунду и отпер. – «Отнес ты бумагу, что я дал тебе?» – «Нет еще, вот она». Я повязал на скоро белый галстук, и отправился с ниспосланным ко мне незнакомым путеводителем. В приемной князя все члены были уже собраны, и с нетерпением меня дожидались. Кто снял с себя звезду, кто крест, кто ленту – снарядили меня кое-как, и князю возвещено было наше прибытие.

Князь вышел к нам со своею свитою.

А.Б. Иваницкий и И.И. Золотарев поднесли блюдо, и я прочел адрес по своему черновому листику.

Князь был очень благодарен, сказал несколько приятных слов в ответ о важности старых обычаев и о значении их в истории народов, а потом пригласил меня к себе в кабинет, где выразил, между прочим, желание познакомится с членами комитета. Они были представлены А.Б. Иваницким. Г-да Киреевы поднесли князю саблю, принятую с особенным удовольствием. Князь раскланялся. Депутация ответила восклицаниями: живио!

Когда мы собирались уже расходиться, секретарь Князя вынес мне грамоту следующего содержания:

«Божиом милости, мы, Николай I, Князь Черногорский и Брдский. Заслужоному профессору, академику, Михайлу Петровичу Погодину. За особите услуге ваше, указане Црногорскому народу у Нама, нашли емо се побучени одликовати Вас орденом I степена Князя Данила I; установленим за независимость Црне Горе коега Вам знакове овим проводимо. На Цетину, 1 януариа 1869».

Разумеется, мне было приятно получить от единственного на западе славянского государя почетный знак признания моей усердной и многолетней службы, с молодости, славянскому делу, – знак, о котором и не думал, не знал даже об его существовании, а в данном случае как будто насильно был привлечен к участию даже в представлении Петербургского комитета Черногорскому князю.

В самом деле, надо же было случиться, чтобы я, выходя из дома обыкновенно в одиннадцатом часу, был задержан в этот день до двух часов; надо же было случиться, чтобы я долго не встретил извозчика, между тем как обыкновенно извозчики встречаются