Шрифт:
Закладка:
Мы встретились, и все изменилось.
Парень, который излечил мою душу
Пейсли
Меня будит тишина.
Обычно я как мумия в саркофаге: засыпаю только тогда, когда в комнате тихо, как в мышиной норке, и темно. Но Винтерботтомы не знают слова «тишина». Нокс обычно устраивает свои вечеринки, или к нему приходят люди, Уайетт и пара его подружек. А в те немногие дни, когда он остается один, в комнате под моей включается телевизор. Не тихий, приятный звук документального фильма, а какой-нибудь грохочущий боевик со стрельбой. Большую часть ночей в отеле я проклинала Нокса и тосковала по дням, когда могла просто заснуть, с берушами и ругательствами на устах.
А сейчас тихо. Вместо того чтобы наслаждаться покоем, мое сердце начинает бешено колотиться в груди, и я открываю глаза. Здесь тревожно тихо. Внезапно я пугаюсь, что что-то случилось. Может быть, кто-то вломился, и сейчас Нокс сидит внизу, прикованный к стулу, а какой-то парень в черной балаклаве приставил ему к голове пистолет и требует у него миллионы.
Так, стоп.
«Ты явно наслушалась боевиков Нокса, Пейсли Харрис».
Я роюсь в куче подушек и высовываю руку из-под одеяла из бобрового меха, чтобы достать мобильный телефон. Уже двадцать минут шестого. Я обожаю раннее утро, когда весь остальной мир спит, и я чувствую себя единственным человеком на этой планете. Когда все кажется нереальным, как во сне, туманным, сюрреалистичным, каким-то волшебным, как будто всех моих проблем и забот не существует, потому что есть только я. Я и мир.
Когда я сажусь, волосы, похожие на потрепанное птичье гнездо, падают мне на лицо. Зевнув, я протираю глаза, немного отодвигаю тяжелые шторы и наслаждаюсь панорамным видом ночного Аспенского нагорья. Снег идет, конечно же, идет, и каждый раз этот вид захватывает дух. Я собираюсь закрыть шторы и снова нырнуть в царство подушек, как вдруг в углу поля зрения что-то мелькает.
Это лунный свет, отражающийся от металлических светильников у бассейна. А в бассейне плавает Нокс. Совершенно один. Никого из шумных гостей больше не видно, а куча пивных банок, стаканчиков и прочего исчезла. Территория вокруг бассейна… чистая. Это меня раздражает даже больше, чем плавающий в бассейне Нокс. Я снова натягиваю на ноги толстые носки, обуваюсь в шлепанцы и направляюсь в гостиную Винтерботтомов. Здесь тоже все чисто. Даже в мешках для мусора пусто. Канатная дорога исчезла. Я осматриваю место на балюстраде, где был вмонтирован кронштейн, и с трудом различаю отверстия. Их заделали и закрасили коричневой краской, да так хорошо, что мистер Винтерботтом вряд ли заметит разницу.
Нокс слышит, как я открываю стеклянные двери и выхожу к нему. Я это знаю, потому что его плечи напрягаются, но он не оборачивается. Он прислоняется к стене бассейна спиной ко мне, упираясь локтями в ледяной пол, и смотрит в сторону нагорья. Уже не так холодно, как раньше, потому что Нокс разжег на террасе большой костер. Пламя взвивается вверх и прогоняет ледяной воздух. Оно потрескивает. Я приседаю рядом с ним и смотрю в сторону гор. Вдалеке ухает сова.
– Ты прибрался.
Он ничего не отвечает. Это меня беспокоит, потому что Нокс не из таких. Обычно он говорит слишком много. Но никогда не говорит ничего. Думаю, это меня и пугает. Страшно, что он может незаметно отдалиться от меня, хотя он никогда не был моим. А тело автоматически реагирует на панику. Это поразительно. Мой разум не спрашивает, согласен ли он, пока мои руки стягивают через голову мешковатую толстовку AC/DC и стаскивают пижамные хлопковые штаны с принтом «Хо-хо-хо». Одежда падает на пол между мной и Ноксом. Он поворачивает голову и смотрит на меня.
Мое нижнее белье не сочетается. Бывают девушки, у которых это получается. Носить одинаковое белье. Я не из их числа. Мои трусы в пурпурную крапинку. Резинка отходит от хлопка и приоткрывает мою бедренную кость. Бюстгальтер черный. Его ребро выпирает из ткани и колет меня в бок. Я всегда ношу его, даже ночью, потому что боюсь, что кто-нибудь придет и потрогает меня. Это из-за Джона, но я не хочу думать о нем. Я не позволю ему управлять моей жизнью. Больше не позволю.
Нокс смотрит на мою бедренную кость. Мне неловко из-за этой дыры между резинкой и хлопком, но паника от потери Нокса сильнее. Поэтому я отдаю ему все. Я отдаю ему всю себя, хотя и не знаю, сколько меня еще осталось.
Мои ноги голые, без лака на ногтях. Меня бросает в жар, когда глаза Нокса наконец покидают мои бедра, блуждают по животу, задерживаются на моем простом хлопковом бюстгальтере, и он смотрит на него так, будто он сделан из тончайшего кружева. Он облизывает губы, ненавязчиво, невольно, но низ моего живота в ответ резко сокращается. Его глаза встречаются с моими, и я понимаю, понимаю ясно.
Нокс хочет меня. Не мое тело. Меня.
Я сползаю в воду. Она теплая. Почти горячая, но, возможно, это просто кипит моя кровь.
Я встаю рядом с ним. Мое бедро касается его бедра. Мы не смотрим друг на друга. Мы оба смотрим прямо перед собой. Но наши сердца бьются в унисон. Бьются так, словно хотят вырваться из груди.
Наконец, я смотрю на него. Я смогу, говорю я себе. Мне можно это сделать, потому что Нокс меня хочет. Пришло время остановиться и повернуться к нему лицом, а не убегать от него. Пришло время отпустить прошлое и начать все сначала.
– Привет, снежная принцесса.
Глаза Нокса светятся. Яркие точки зеленого цвета сочетаются с тусклым светом напольных ламп. Он смотрит на меня, и вид у него голодный, словно он постился неделями только ради этого момента, только ради меня.
Мне это нравится.
Мои нервы трепещут, потому что я хочу прикоснуться к нему. Это похоже на то, как если бы я сидела перед картошкой фри с двумя соусами. Я чувствую вкус соли на губах. Я чувствую запах масла. Я так сильно ее хочу, но не могу, потому что в моей жизни нет места для картошки фри с двумя соусами.
Я всегда придерживаюсь принципов. Правил. Но сейчас я этого больше не хочу. Я хочу картошку фри.
Я хочу Нокса.
Вода стекает с моей руки, когда я поднимаю ее и подношу кончики пальцев к