— Мы будем рады тебя видеть, — добавляет мама.

Себастьян открывает рот, затем закрывает его.

— О, эээм… Спасибо, но я не могу. У меня… у меня планы.

Рен хмурится, что случается редко.

— Ты уверен?

— Да, — Себастьян сверкает одной из тех ослепительных улыбок, которые свойственны моей семье и за которыми, как я поняла, скрывается гораздо более каменистая местность. — Я действительно ценю это. Рад был вас всех видеть.

— Пока, Проблема! — кричит Линни.

У него вырывается сухой смешок, но этот звук прерывистый, едва уловимый, как неверная нота в песне, которую я не могу уловить. Себастьян машет Линни, затем поворачивается ко мне.

— Мне нужно идти, так что…

Его взгляд встречается с моим. Затем, внезапно, его руки обхватывают меня, притягивая к себе. Я машинально роняю сумку на пол и обхватываю Себастьяна за талию.

— Себастьян, что ты пытался мне сказать?..

— Ты была ох*енно великолепна там, — говорит он мне на ухо, быстро и тихо. — Не только то, как ты играла, но и то, как ты постояла за себя. Я видел, как ты настояла на своём и сказала Джине, что будешь бить пенальти, даже когда она этого не хотела. Горжусь тобой.

Я сглатываю, когда в горле у меня появляется комок.

— Спасибо, Себ…

Он уходит прежде, чем я успеваю сказать ещё хоть слово, отпуская меня так резко, что я чуть не отшатываюсь, затем машет мне через плечо, а сам трусцой бежит к своей машине.

Я смотрю ему вслед, нахмурив брови, и чувствую, что Фрэнки присоединяется ко мне. Мы стоим плечом к плечу, а её рука танцует на трости.

— Он странно себя ведёт, — говорю я ей.

Фрэнки тоже смотрит вслед Себастьяну из-за своих больших тёмных очков и кивает.

— Да, Зигги. Определённо.

* * *

— Итак, — Рен убирает телефон в карман, затем наклоняется, чтобы добавить последние штрихи к своему тосту скаген, аккуратно водружая веточку укропа поверх skagenröra.

(skagenröra — это салат из креветок, который обычно едят, положив на поджаренный хлеб и украсив укропом, дижонской горчицей, икрой и пр.; это и называется тост скаген, — прим)

— Итак? — я вытираю стол полотенцем, чтобы он был чистым и готовым к тому времени, когда мы разложим все остальные продукты, которые у нас есть в холодильнике и на плите.

— Только что получил сообщение от Энди. Его выворачивает наизнанку.

Я морщу нос.

— Фу. Но и бедный Энди. Это отстойно.

— Действительно, — Рен отряхивает руки и отступает на шаг, хмуро глядя на поджаренный скаген. Он снова подходит и поправляет веточку укропа. — Это далеко не идеально, так как я собирался попросить его почитать Бенедикта. Я подумал, что вы двое отлично справитесь.

— О, чёрт, — я читаю Беатриче, другую главную героиню, которая стала заклятым врагом Бенедикта, а потом превратилась в возлюбленную. — Ну, именно поэтому мы держим всё в секрете и просим всех заранее прочитать пьесу целиком. Кому-нибудь другому будет несложно подменить. У нас всё равно достаточно участников, чтобы прочитать все роли, верно?

Рен кивает.

— Да. Но, знаешь, Бенедикт — главная роль, и, хотя я люблю каждого члена клуба, не все смогут максимально передать юмор и остроумие Бенедикта.

— Верно, — я смазываю жирное пятно на столешнице большим количеством чистящего средства, затем протираю его полотенцем. — Так кто, по-твоему, должен занять место Энди?

— Ну, — Рен снова отрывается от тостов и на этот раз, кажется, доволен результатами своей работы. — Я подумал, что Себ мог бы это сделать.

Я так резко провожу полотенцем в сторону, что чуть не слетаю с края стола. Крутанувшись, я скрываю свою оплошность — по крайней мере, я на это надеюсь — и, перекинув полотенце через плечо, прислоняюсь к стойке, а затем небрежно спрашиваю:

— Вот как?

Теперь Рен стоит ко мне спиной и помешивает шведские фрикадельки — если их не будет, Тайлер буквально расплачется.

— Мне подумалось, что хороший способ вовлечь его в группу — показать им, что у него есть актёрские способности, что он может взять на себя такую роль и отдать ей должное.

Мои щёки становятся ярко-розовыми, когда я срываю полотенце с плеча и начинаю скручивать его в руках. Между Бенедиктом и Беатриче сильное сексуальное напряжение. Создавать такую атмосферу с Себастьяном кажется очень плохой идеей, учитывая, как всё развивалось после нашего разговора после моей игры.

Последние пять дней я старалась не зацикливаться на том, что Себастьян собирался сказать, когда Рен прервал его. Я старалась не обращать внимания на ноющее чувство, возникавшее внутри от его голоса и объятий, от простой близости его тела, когда мы на этой неделе даже не смогли втиснуть агрессивную йогу, настолько противоречивыми были наши расписания. Я изо всех сил стараюсь не думать о том, как сильно скучаю по нашим бурным перепалкам, а также по более спокойным и добрым моментам, на которые мы, кажется, иногда натыкаемся.

Я не думаю, что это хорошая идея — тратить два часа на создание сексуального напряжения — даже если это только притворство — с моим другом, на котором я определённо зациклилась.

Но если я подниму шумиху по поводу его выбора, не только чувства Рена будут задеты, но и он может заподозрить меня в моих истинных чувствах к Себастьяну. Потому что я уверена, что Рен задумается — если я воспринимаю Себастьяна просто как друга, то что такого особенного в совместном чтении Бенедикта и Беатриче?

— Зигги?

Я моргаю, вырванная из своих мыслей.

— А?

Рен смотрит на меня, и на его губах появляется любопытная улыбка.

— Ты что-то притихла. Всё в порядке?

Я смотрю на полотенце, которое скручено так туго, что почти складывается само по себе. Я отпускаю его, и оно с размаху разворачивается.

— Да, — говорю я ему, заставляя себя улыбнуться. Я кладу полотенце на стойку и показываю большим пальцем через плечо. — Я просто… собираюсь умыться, пока все не пришли. Мне стало жарко,