– Я разорвала нашу помолвку, свадьбы не будет.

– Почему?

– Я… Ну, как тебе объяснить… Господи, это же настоящее безумие! Я… я встретила другого. Другого человека…

Виржил изумленно смотрел на сестру. Ее предстоящий брак со швейцарцем, работавшим в банковской сфере, выглядел настолько логичным, что никто и не задавался вопросом, присутствует ли там какое-то чувство.

– Другого человека… – повторил он.

– Да… и чудесного! Но совсем… совсем другого. Его зовут Марк. Я влюбилась по уши, Виржил! И наконец поняла, что со мной никогда еще такого не было. Тогда я вернула Джеральду обручальное кольцо и сбежала.

– Вау! Сбежала куда?

– К Марку. Тебя очень шокирует, если я скажу, что провела с ним трое суток в постели?

– Совсем не шокирует. И что потом?

– Папа непрерывно присылал мне эсэмэски, одну за другой: Джеральд изложил ему эту историю по-своему. Хотя, заметь, у нее есть лишь одно объяснение. В конце концов я все же позвонила папе, и это была настоящая трагедия! Он так разъярился, что уволил меня. Сказал, что больше не хочет видеть меня в своем банке, и вообще не желает видеть, пока я «не приду в себя», как он выразился.

– Да почему же?

– Потому что Марк… ну, он… у него очень скромное положение.

– А чем он занимается?

– Ой, я даже не решаюсь тебе сказать.

Виржил рассмеялся и встал.

– Хочешь выпить? По-моему, тебе это сейчас необходимо. И давай-ка, рассказывай все как есть, хорошо? Ты же знаешь: даже если твой Марк татуировщик или медвежий поводырь, для меня это не проблема.

– Но для папы… ты даже представить себе не можешь! Марк – тренер в конноспортивном клубе.

– То есть ездит на лошадях?

– Да, но только как служащий, притом низкооплачиваемый. Он и живет-то при клубе, в комнатке над конюшней.

– Там-то и находится пресловутая постель?

– Вот ты шутишь, а мне не до смеха. У меня не такой твердый характер, как у тебя, я всегда боялась перечить папе.

– Знаю. Ты старалась ему угодить, чтобы соответствовать его ожиданиям и решениям, которые он принял относительно тебя. Тем более что со мной у него это дело не выгорело, вот он и решил отыграться на тебе.

И Виржил протянул сестре рюмочку коньяку, который она проглотила залпом.

– Ладно. Ну, и что такого ужасного в профессии тренера по верховой езде? Полагаю, что он очень хорош на лошади?

Жизнерадостный тон брата вызвал наконец у Летиции слабую улыбку, и она единым духом вывалила на него всю историю:

– Джеральд держал лошадь в этом клубе, вот так я и познакомилась с Марком. Ты, наверно, сочтешь меня круглой дурой, но я влюбилась в него с первого взгляда.

– Можешь мне поверить, я тебя прекрасно понимаю.

– Ну вот, я стала брать у него уроки езды, мы встречались каждое утро, и нас потянуло друг к другу так, что невозможно было сопротивляться. Вот и все.

– А почему ты сейчас не с ним?

– Потому что Джеральд устроил скандал, и Марка уволили.

– Вот это да!

– И теперь он объезжает все окрестные клубы, чтобы найти работу. Он просто не может сидеть без дела. Лошади для него очень много значат.

– Словом, вы теперь оба безработные?

– Сейчас – да. Но у меня-то пока есть кое-какие сбережения, да и работу я найду без труда, мне все равно где.

– Ага, значит, будущее не так уж и мрачно?

– Но я не хочу ссориться с родителями. Хотя сильно разочаровала папу и страшно огорчила маму.

– Зато ты счастлива, разве нет?

– Да! Мне стыдно, мне тревожно, но я очень счастлива. Марк звонит мне каждое утро и каждый вечер, нам так недостает друг друга. Послушай, если я тебя не очень стесню, можно мне переждать это время у тебя?

– Ну разумеется! Чувствуй себя как дома.

– А что подумают Клеманс и Люк?

– А что им думать?! Такова жизнь, моя дорогая! И вполне естественно, что ты попросила брата приютить тебя, пока ты не решишь свои проблемы. В любом случае они будут тебе очень рады.

– Да, но как быть с родителями? В конце концов они позвонят тебе…

– Не беспокойся, я сумею с ними поговорить.

– Надеюсь, вежливо?

– А это будет зависеть от их тона.

Летиции хотелось возразить, но она предпочла смолчать. Раз уж она прибегла к помощи Виржила, не ей диктовать ему линию поведения, хотя она знала, что антагонизм между отцом и сыном в любой момент мог вспыхнуть снова – на сей раз из-за нее.

– Я тебя устрою в гостевой комнате. Ты привезла с собой какие-нибудь вещи?

– Только саквояж в багажнике. Я взяла машину напрокат, в Женеве, мне нужно ее вернуть.

Клеманс, которая спускалась по лестнице, стараясь ступать бесшумно, чтобы не помешать им, услышала последнюю фразу и воскликнула:

– Это я беру на себя!

Двойняшки прямо-таки умирали от любопытства и, прячась за матерью, жадно разглядывали гостью.

– Вы помните мою младшую сестренку, девочки? – спросил их Виржил.

– Летиция? – робко произнесла Эмили.

– Летиция? – эхом повторила Жюли.

Впервые после своего появления Летиция радостно улыбнулась.

– Какие они прелестные!

– И к тому же чемпионки лыжни! – добавил Виржил.

Летиция наконец-то немного расслабилась, и Виржил почувствовал, как он признателен Клеманс. Теперь он уже не сомневался, что женщины прекрасно поладят между собой.

Обсудив с главным механиком замену зимних покрышек на летние в машинах некоторых клиентов, Люк вернулся в выставочный зал. В целом зимний сезон закончился с довольно хорошими показателями. Поскольку Люк был единственным концессионером [23] «Лендроверов» в этом регионе, все любители первоклассных вездеходов обращались только к нему, несмотря на довольно высокие цены. И он каждодневно хвалил себя за то, что рискнул работать с этими элитными автомобилями. Как и Клеманс, Люк гордился своими профессиональными достижениями, а главное, успехами в личной и семейной жизни. Единственным темным пятном на этой радужной картине стало вторжение Этьена. Однако, если верить Клеманс, угроза как будто миновала. Правда, Люк не знал, можно ли этому верить. Убежденность его жены основывалась на встрече, которая произошла на безлюдном паркинге, и на том, что она вышла из нее победительницей. Все может быть… В конце концов, Клеманс знала Этьена лучше, чем кто-либо другой. Впрочем, она редко грешила избытком доверия и, уж конечно, не стала бы без солидных оснований подвергать опасности их дочерей. Словом, Люку поневоле пришлось смириться. Может быть, это объяснялось тем, что в глубине души он хотел рассматривать этот конфликт как улаженный? Ничего не менять в жизни, которая устраивала Люка во всех отношениях, – вот что было подлинным утешением, даже если его все-таки мучила легкая тревога, которая, конечно, рассеется не сразу. А зима тем временем шла к концу, дни становились все длиннее, и на дорогах уже не осталось снега.