Шрифт:
Закладка:
На санях через пургу
21 апреля (−17,5°) Орел ушел вместе с большими нартами вперед. Я остался позади с собачьей упряжкой, чтобы произвести с высоты мыса Франкфурт некоторые необходимые триангуляционные работы.
Лишь перед самым мысом Бергхауз мы снова соединились и вместе пересекли широкую полосу холмистого льда. Погода была ясной. На небе ярко пылали диски боковых солнц, а вдали виднелись синие горы. Снег стал снова очень глубоким.
Чтобы облегчить нарты, мы срезали с медвежьих костей и шкуры все съедобные кусочки и. сбросили голые кости и мех в снег. Но этого облегчения было недостаточно, и мы вынуждены были опять остановиться на отдых. С Лукиновичем случился проходящий обморок. Это состояние повторилось, оно было следствием крайнего перенапряжения сил. То же самое произошло и с Заниновичем, человеком исключительной выдержки.
Мы все страшно осунулись и исхудали. Во время одной из остановок я выступил с речью, желая подбодрить людей и подкрепить их упавшие силы. Я рассказывал им о поразительной выдержке, обнаруженной Мак-Клинтоком во время его санных путешествий. Далматинцы поражались стойкости, проявленной англичанами, тогда как тирольцы отнеслись к моему рассказу на этот раз с меньшим доверием. Галлер заявил мне: «И вы верите этому? Вот поглядите, если бы им пришлось эдак тащить, я думаю, они бы выглядели не веселее нашего».
А Клотц, этот оборванный парень, сохранивший от своей прежней апостольской представительности только длинную черную бороду, добавил к этому: «Они бы дольше восьми таких дней не выдержали и словно утки на льду барахтались бы, пока бы не попадали».
22 апреля (−17°) мы достигли вскоре после полуночи берега острова Шёнау. Лед вокруг него был взломан, так что мы снова начали проваливаться в трещины. Когда, наконец, разбили палатку, солнце опустилось к самому горизонту. Красным факелом оно загорелось над лиловыми ледяными буграми, утонувшими в поднявшейся полосе тумана. Все шире и дальше разбегалась эта живая волна, только гигантский конус горы на мысе Бергхауз выступал над ее гребнем.
Взобравшись на вершину горы на острове Шёнау, я произвел здесь последние в эту экскурсию работы по съемке. Положение острова было для этой цели чрезвычайно подходящим. Осматривая окрестность, я убедился, что к востоку от островов Хохштеттера лед был взломан.
Тем временем внизу Орел успел уже разбить палатку и приготовить ночлег. Клотц раскопал продовольственное депо, оказавшееся, к нашей большой радости, нетронутым – медведи так и не разнюхали про него. Итак, миновала пора бедствий: семь часов спокойного крепкого сна придали нам много сил. Бодро двинулись мы дальше.
От корабля нас отделяло 25 миль. Было решено, что я отправляюсь вперед на собаках, чтобы разузнать, находится ли судно все еще на старом месте. Орел должен был идти следом за мной, ведя с собой большие нарты. Этот день тоже отличался исключительно ясной погодой. Еще месяц тому назад здесь свирепствовали снежные бури, и все было покрыто сплошной пеленой белого снега. Сейчас все было залито солнечным светом, и коричневые стены островов отражали его лучи.
Мой путь пролегал вблизи островов Кольдевея и Сальм прямо на юг. Собаки плохо слушались меня. Торос постоянно сманивал Юбинала свернуть с истинного пути. Это безобразие кончилось только тогда, когда мы нашли почти совсем занесенный прежний след нарт. Собаки вдруг как будто почувствовали, что вступили в знакомую местность. Они бежали с высоко поднятыми головами и хвостами, делая по сто восемьдесят шагов в минуту. Этого темпа они не сбавляли даже тогда, когда я присаживался на нарты.
Юго-западный угол острова Сальм был окружен скоплением айсбергов, имевших вид стамух. Я решил устроиться с подветренной стороны одного из этих колоссов. Под защитой его я хотел немного отдохнуть и зажег спиртовую кухню, чтобы разогреть себе мясных консервов и разделить их с обоими товарищами, внимательно следящими за всеми моими действиями. В то время как я старательно разглядывал крошечное темное пятнышко, медленно передвигающееся далеко к северу от меня – это был Орел с людьми и нартами, – вдруг раздался страшный треск, и ледяная гора, под которой я укрылся, развалилась на отдельные глыбы. Громады глетчерного льда упали и продавили под собой ледяной покров моря. Он поднялся острыми гребнями, вслед за которыми хлынула вода из огромного количества образовавшихся трещин. Со звоном покатились обломки льдин по ровной поверхности полей, а куски льда, попадавшие в море, закружились в водовороте. С трудом удалось мне убежать вместе с собаками и затопленной кухней в руках.
Уже раньше приходилось мне неоднократно наблюдать, что айсберги бывали окружены венком разбитого морского льда. Переворачивание айсбергов легче всего объясняло это явление. Но я не предполагал прежде, что оно происходит так часто. Поэтому никак не следует рекомендовать устраиваться в непосредственной близости айсберга на отдых или на ночлег; не следует также разбивать здесь палатки или закладывать внутри айсберга продовольственное депо.
Когда мы повернули в пролив, отделяющий остров Сальм от острова Вильчека, единственным темным пятном во всей округе оказался видневшийся впереди мыс Оргель (Органный – ред.). Собаки не задумываясь направились прямо в его сторону, и около полуночи я прибыл на место. Пройдя еще несколько сот шагов, я был уже на верхушке горы, образующей мыс. Отсюда я должен был увидеть наш корабль, если он вообще был еще здесь. Если бы его не было, тогда я вернулся бы назад к моим товарищам, чтобы подготовить их к гибельной вести.
С тяжелым чувством поднялся я на вершину, таща за собой собак. Под нашими ногами расстилалось плоское каменистое плато. С каждым моим шагом снижался его край, мешавший мне смотреть вдаль. Все выше поднимался далекий горизонт Ледовитого моря, опоясавший кругом огромную белую пустыню. Корабля не было видно. Нигде не было никакого человеческого следа на протяжении тысячей миль. Только тут вот поставлен гурий со вставленным в него древком оборванного флага, а там, невдалеке, виднеется занесенная снегом могила. Я подходил все ближе к обрыву, все выше
