Шрифт:
Закладка:
На следующий день Бонхёффер, Шенфильд и Белл продолжили переговоры в Стокгольме, а затем все разъехались по домам. Эта встреча глубоко тронула Бонхёффера. Он три года не видел Джорджа Белла. Перед отъездом из Стокгольма пастор написал Беллу письмо — из Германии подобное было уже не сделать. «Эти дни навечно сохранятся в моей памяти как лучшие в жизни, — писал Бонхёффер. — Дух товарищества и христианского братства поддерживает меня в самые мрачные времена. И даже если будет хуже, чем мы надеемся, свет этих дней никогда не угаснет в моем сердце… Пожалуйста, молитесь за нас. Нам это нужно»[538].
Вернувшись в Лондон, епископ Белл описал встречу в большом документе. В этом документе он затронул не только прежние вопросы (возвращение оккупированных территорий после смещения Гитлера), но также сформулировал новые (формирование европейской армии, куда будет входить и вермахт). Тридцатого июня Белл передал этот документ, список участников заговора, названных Бонхёффером, и заявление Ганса Шенфельда министру иностранных дел Энтони Идену. Семнадцатого июля он получил ответ. Это был безупречно вежливый и невероятно сильный удар под дых: «Никоим образом не выражая сомнения в наилучших намерениях ваших информаторов, — писал Иден, — должен сообщить, что отправка им какого-либо ответа не послужит национальным интересам»[539].
Белл написал еще раз. Он просил Идена пересмотреть свое решение: «Если в Германии есть люди, готовые повести войну против чудовищной тирании нацистов изнутри, вправе ли мы игнорировать их и лишать надежды?»[540]
Министр Иден остался холоден. Копию своего документа с приложениями Белл также передал американскому послу Джону Уинанту. Тот заявил, что передаст документ в Госдепартамент в Вашингтоне. Никакого ответа Белл так и не получил.
Отчитавшись о поездке в Норвегию в штабе абвера, Дитрих Бонхёффер отправился в поместье Рут фон Кляйст-Ретцов, чтобы поработать над книгой. И тут он ощутил то тепло, которого так не хватало в Осло. Странно, но ощутил он это чувство в общении с восемнадцатилетней внучкой Рут, которая только что окончила школу. Мария фон Ведемейер приехала ненадолго. Поначалу присутствие пастора Бонхёффера ее задевало, но поскольку он был старым другом семьи, Мария и Дитрих вскоре поладили. Впрочем, буквально через пару дней Мария уехала домой, так и не поняв, что очаровала пастора.
Темноволосая, с высокими скулами, Мария держалась с юношеской уверенностью. Она была привлекательна, хотя и не слыла красавицей. Мария не отличалась модной в те времена худобой — один из родственников Бонхёффера говорил, что «в нашей семье ее вряд ли оценили бы высоко»[541]. Ее родителям принадлежала большая ферма в нескольких сотнях километров от города Патциг на севере Германии. В семье было семеро детей. Мария, третья дочь, любила читать и играть на скрипке. Она увлекалась верховой ездой, охотой и стрельбой — ее любимое ожерелье было сделано из оленьих зубов, а не из жемчуга. Очень живая, общительная, самостоятельная и энергичная — полная противоположность Дитриха. Он всегда был спокойным, склонным к созерцанию, педантичным… и вдобавок вдвое старше Марии. Иногда он отправлял грязное белье домой, чтобы экономка матери все перестирала и перегладила. Впрочем, противоположности притягиваются. Пастор Бонхёффер никак не мог забыть фройляйн фон Ведемейер.
В конце июня Бонхёффер и Ганс фон Донаньи на две недели поехали в Венецию и Рим, чтобы попытаться возобновить ватиканские связи. К ним присоединился Вильгельм Шмидхубер из мюнхенского отделения абвера. Ханс Остер побаивался проблем с его «теневыми» операциями — Шмидхубер активно покупал и продавал на черном рынке валюту, драгоценности и картины. Месяц назад немецкие таможенники в Чехословакии арестовали некоего Давида, одного из агентов Шмидхубера. Его задержали на пражском вокзале, где он пытался продать 10 тысяч американских долларов по высокому курсу. В его портфеле лежали конверты с именами Шмидхубера и его партнера по черному рынку Хайнца Икрата, который также работал в Мюнхене на абвер.
Интерес полиции ко всему, что хотя бы отдаленно было связано с абвером, подвергало опасности всех заговорщиков под защитой Вильгельма Канариса. Донаньи не хотел, чтобы кто-то копался в финансовых документах «Операции 7». Если Давид обвинит Шмидхубера, придется приложить все усилия, чтобы информация не дошла до штаба абвера. Но Шмидхубер не отличался остротой ума. Ханс Остер сообщил Канарису очевидное: болтливый Шмидхубер «с легкостью отправит нас на виселицу»[542].
Из Италии Бонхёффер вернулся в поместье Рут фон Кляйст-Ретцов, а не в Берлин. Из поезда в Венецию он написал Эберхарду Бетге, который знал о его влюбленности в Марию фон Ведемейер. После той первой встречи они больше не виделись. «Если дальнейшие встречи невозможны, — писал Бонхёффер, — приятные воспоминания о нескольких очень ярких моментах, несомненно, растворятся в мире неисполнимых фантазий… Я до сих пор сам еще не все понимаю и ничего не решил»[543].
Обычно Бетге был хорошим другом и советчиком, но на сей раз Бонхёфферу стоило выбрать другого корреспондента. После переезда в Берлин у Бетге начался роман с племянницей Дитриха, Ренатой Шлейхер, дочерью его старшей сестры Урсулы. Бетге было тридцать три, Ренате — шестнадцать. Каковы шансы? Удивительно: два неразлучных друга, два пастора-холостяка, для которых не существовало ничего, кроме работы, одновременно влюбились в девушек-подростков.
Рут фон Кляйст-Ретцов, друг Дитриха Бонхёффера и покровитель Исповедующей церкви, вышла замуж в 1886 году, когда ей исполнилось девятнадцать лет. Муж был на тринадцать лет ее старше и происходил из прусской семьи военных. До свадьбы они встречались лишь трижды. Это был скорее поощряемый брак, нежели брак по расчету — весьма характерно для высшего света Германии. Юрген умер молодым от болезни почек, и его жена в тридцать лет осталась вдовой с пятью детьми. Рут фон Кляйст-Ретцов обрадовалась влюбленности пастора Бонхёффера в ее внучку, а вот ее дочь, Рут фон Ведемейер, чувств матери не разделяла. И дело не только в разнице в возрасте. Уж очень неподходящее время для романа. 22 августа 1942 года отец Марии погиб под Сталинградом. Ганс фон Ведемейер воевал в Первую мировую войну с будущим канцлером Германии Францем фон Папеном, который позже стал крестным отцом Марии. Ганса призвали в гитлеровскую армию в возрасте пятидесяти одного года, и в этой войне удача ему
