– А если… если, увидев его, я пойму, что больше его не люблю? – прошептала она, прижимая ко лбу дрожащую ладонь.

А если Сомерсет, увидев ее, в точности догадается, что она натворила?

– Мы придумаем, как выкрутиться, – сказала Маргарет. – Обещаю.

Элиза бросила нерешительный взгляд на свои безнадежно забрызганные грязью юбки.

Маргарет деликатно подтолкнула ее к лестнице:

– Иди, пока окончательно не потеряла самообладания.

И Элиза пошла. Она могла бы попытаться отложить встречу, но Маргарет права. Каким бы страшным ни было то, что ей предстояло, если она не решится сейчас, то потом и вовсе не наберется храбрости. Она распахнула дверь в гостиную.

Сомерсет стоял у камина, заложив руки за спину, и на какое-то мгновение, когда он повернулся к ней – освещенный пламенем, половина лица в тени, – его сходство с покойным дядей показалось Элизе столь разительным, что она едва не задохнулась. Потом ее глаза приспособились, и сходство исчезло. Теперь перед ней стоял просто Сомерсет, оглядывая ее с едва заметной улыбкой.

– Добрый вечер, миледи, – сказал он.

– Сомерсет, – смущенно откликнулась она. – Я не ждала вас до следующей недели.

– Решил сделать вам сюрприз. Но кажется, вы не слишком рады.

– Я рада. Безусловно, рада.

Произнося эти слова, она обнаружила, что они правдивы. Ибо, стоя здесь, впитывая его взглядом, она почувствовала, что ее любовь к нему не исчезла. И внезапно то, что мгновение назад представлялось ей таким весомым, таким сложным, оказалось чрезвычайно простым. Да, она способна полюбить двух мужчин одновременно, но что с того? Это не имело значения. Невозможно было отрицать ее чувства к Мелвиллу, но перед ней стоял человек, искренняя любовь к которому – верная, глупая – выдержала испытание временем. И он любил ее в ответ все эти годы.

И пусть ее сердце рядом с ним не бьется так быстро, как в присутствии Мелвилла, пусть она не краснеет так часто и не дышит прерывисто… Какое это имеет значение? Он – мужчина, за которого она выйдет замуж.

Сомерсет вытянул руки, и она устремилась к нему едва ли не бегом, смеясь от облегчения. Он сжал ее пальцы, но не привлек ее к себе, а задержал на некотором расстоянии.

– Что с вами? – спросил он. – Вы совершенно промокли.

– Меня это не волнует, – промолвила она, выжидательно поднимая на него глаза.

– А меня волнует, – сказал он, отталкивая ее. – Вы можете простудиться до смерти. Сходите переоденьтесь.

– Мне совсем не холодно, – запротестовала Элиза. – Скоро просохну у огня.

– Я подожду вас здесь, – отрезал он тоном, не терпящим возражений.

Элиза ненадолго возвела глаза к небесам, но послушно развернулась и выбежала из гостиной. Его беспримерное стремление постоянно ее опекать, пожалуй, было в настоящий момент не вполне уместно, однако, воспротивившись столь покровительственной заботе, Элиза проявила бы неблагодарность. Надев первое попавшееся под руку креповое платье цвета лаванды, она поторопилась вернуться, и, когда вошла в гостиную, Сомерсет улыбнулся и раскрыл объятия.

– А волосы так и остались влажными, любовь моя.

– Я не намерена сейчас их сушить. Можете не утруждать себя просьбами.

Она во второй раз подняла на него глаза, и снова он не поцеловал ее, как ей хотелось.

– Где вы были в такую погоду? – спросил он.

Элиза помешкала. В своих письмах она не упомянула ни о том, что берет уроки у Каролины, ни о недавно купленном фаэтоне. Ей хотелось сделать возлюбленному сюрприз. Она представляла, как подъезжает к нему на улице, одетая в свой лучший, подчеркивающий все ее достоинства костюм, и спрашивает, не желает ли он прокатиться.

– Вы ездили с леди Каролиной? – спросил Сомерсет. – Я слышал, она дает вам уроки.

Элиза нахмурилась:

– Кто вам это сказал?

– Миссис Винкворт. Их семейство было на балу в честь дебюта Энни.

– Весьма бестактно с ее стороны испортить мне сюрприз, – легкомысленно заметила Элиза, пытаясь прочитать выражение его лица. – Я хотела, чтобы вы увидели, какой щеголихой я стала, хотела вас поразить и восхитить.

– Можете не сомневаться, это известие меня поразило, – сказал Сомерсет.

Он надолго задержал взгляд на лице Элизы, потом со вздохом опустился на диван, потянув собеседницу за собой.

– Мне не следовало оставлять вас здесь без надзора, – добавил он, пробегая рукой по волосам.

– Без надзора? – вопросила Элиза, не зная, оскорбиться ей или развеселиться. – Я не лошадь, милорд. И со мной Маргарет.

– Очевидно, вы не знаете, что говорят люди, – заметил Сомерсет.

– Какие люди? И что они говорят?

– Моя сестра сообщает, что все сплетники Бата судачат о леди Сомерсет, которая раскатывает по сельской местности на фаэтоне, посещает рауты, играет в карты и скупает половину Мильсом-стрит.

Элизу на мгновение возмутили нотки осуждения в его голосе, но она заставила себя сосредоточиться исключительно на том, что он заботится и беспокоится о ней.

– Возможно, я вела себя немного экстравагантно, – согласилась она. – Но вам известно, каковы эти сплетники. И я могу тратить свое богатство как пожелаю. Вам нравятся новые цвета моих платьев?

– Нравятся, – ответил Сомерсет. – Но ходят слухи, что вот уже несколько недель вы почти не расстаетесь с Мелвиллом. Что скажете на этот счет?

Элиза прикусила губу. Она не могла ему солгать. Если бы он спросил, питает ли она чувства к Мелвиллу, она ответила бы правду. Но он не спросил.

– Я могу объяснить, – сказала она. – Я сообщила вам, что получила заказ… должна признаться, заказ был от Мелвилла. Я писала его портрет.

– Что?! – выдохнул Сомерсет.

– Я писала портрет Мелвилла, – повторила Элиза. – Вот почему его так часто видели в моем обществе. И вам не следует беспо…

– Элиза! – вскричал Сомерсет. – Как вы могли согласиться на такое и не известить меня?

– Я вас известила, – ответила Элиза защищаясь. – Написала, что получила заказ. Кажется, тогда вы решили, что это неплохая затея.

– Я подумал, что вам заказали нарисовать какие-нибудь цветы или чью-то лошадь. Мне и в голову не пришло, что речь идет о портрете! Портрет неженатого мужчины!

Элиза вздрогнула. Она знала, что он будет недоволен, но не ожидала столь недвусмысленного гнева. Он с неприятной силой сжал ее руки, но потом торопливо их отпустил.

– За нами присматривали, – слабо настаивала Элиза.

Это было правдой, по крайней мере в самом начале.

– Мисс Бальфур? – насмешливо бросил Сомерсет. – О да, дуэнья из нее грознее некуда.

– Я бы просила вас, Сомерсет, не отзываться о моей кузине в таком тоне, – отчеканила Элиза с холодностью, прозвучавшей непривычно для нее самой.

Одно