Шрифт:
Закладка:
– Ну, прости ме…
– Киноакадемия не признала бы меня лучшей актрисой, потому что до меня этой премии удостаивались только белые женщины (обычно по имени Мерил Стрип) и ни разу за роль в комедии.
– Ты уже донесла до меня свою точку зрения…
– На каждом шагу меня критиковали за то, что я не хочу что-то в себе менять. Да как я смею быть довольной тем, кто я есть, – моими размерами, цветом кожи, умением рассмешить и мужчин, и женщин!.. И ты решила, что я позволю тебе или кому-то другому пристыдить меня отношениями с Джетро?
– Его зовут Джетро? – ужаснулась Марта. – Еще не хватало! Не могла замутить с каким-нибудь Крисом или Картером, нарочно Джетро подбирала?
Я заморгала медленнее, разозлившись уже всерьез. Я выждала несколько секунд, кипя от ярости, но взяла себя в руки и ответила раздельно, сдерживаясь:
– Да, я нарочно искала Джетро. И мне очень нравится его имя. И мы не мутим, а все больше влюбляемся друг в друга. Я уже почти люблю его.
Марта смотрела на меня во все глаза, и на ее лице читались досада, беспомощность и неохотное принятие услышанного. Я, в свою очередь, глядела на нее с вызовом – пусть только попробует возразить! Может, Марта и считала себя добросовестным стражем моих интересов, но на деле у нее получалось так себе. Выгода, карьера, популярность? Да.
Мое сердце? О нет.
– Прекрасно. Мы… поговорим об этом позже. – Взглянув на часы, сестра перевела на меня бесстрастный взгляд: – Поторопись, иначе опоздаешь на самолет.
Я смотрела ей в глаза, не моргая. Началась настоящая дуэль взглядов, как в старом добром вестерне (мне даже представилось, как по кабинету катится перекати-поле).
Марта потупилась первой, нарушив тяжелое молчание:
– Сиенна, тебе правда пора. А взглядом ты меня в другой раз досверлишь.
– Хорошо, – кивнула я, но все же оставила за собой последнее слово: – Только заруби себе на носу: чтобы «поговорить со мной о Джетро позже», тебе придется сперва извиниться и искренне за меня обрадоваться. В противном случае на разговор не рассчитывай.
Я не знаю большей утраты, чем потеря уважения к себе.
Махатма Ганди (из книги Л. Б. Смита «Дураки, мученики, предатели: история мученичества в западном мире»)
~ Сиенна ~
Утром в понедельник, когда Джетро меня встретил и повез на съемки, он казался немного рассеянным.
Причем явно не от радости – его что-то беспокоило и даже тревожило. Я угадала это по его улыбке. Подойдя к крыльцу, Джетро поцеловал меня в знак приветствия (я пошла ему навстречу и встретила на полдороге) и, крепко сжав мою руку, повел к пикапу.
Как всегда, он открыл мне дверцу. Я забралась в кабину, заволновавшись, уж не случилось ли чего с нашего обмена последними сообщениями перед перелетом, чтобы Джетро иначе взглянул на наш прогресс, достигнутый в пятницу. Меня удивило отсутствие Клета – мы ехали вдвоем. В подставке стояла моя термокружка, но она оказалась пустой, когда я взяла ее.
Я нервно покусывала губу, чувствуя себя как последняя трусиха, потому что в прошлый раз, когда мы ехали в пикапе одни, Джетро разорвал наши отношения.
Как только он свернул на шоссе, я выпалила:
– Если ты снова собираешься со мной порвать, я бы хотела, чтобы ты так прямо и сказал, хотя я, конечно, этого не хочу, потому что, как я уже сказала, ты мне очень нравишься, и я считаю, что ты совершаешь ошибку.
Джетро повернул голову и ошарашенно уставился на меня округлившимися глазами:
– Что? Это ты о чем?
– Ты снова намерен все прекратить?
– Нет. А что? Что случилось?
Я заколебалась. Ссора с сестрой никак не повлияла на мое отношение к Джетро, и пересказывать ее сейчас казалось не очень уместным.
Быть довольной собой и не стараться кому-то понравиться – верный способ напугать человека до мокрых штанишек, поэтому сейчас Марта меня боялась. Я старалась сбросить давящую, нехорошую тяжесть, лежавшую на душе со вчерашнего дня, убеждая себя, что сестрица скоро сменит гнев на милость (в основном потому, что я не оставила ей выбора).
Поэтому я честно ответила Джетро:
– У меня ничего. А что, у тебя что-нибудь стряслось?
– Я ни о чем таком не в курсе.
– Значит, у нас всё мир-дружба и мы по-прежнему пара с далеко идущими планами?
– Совершенно верно, – широко ухмыльнулся Джетро, будто радуясь этим словам, прозвучавшим вслух.
Я вздохнула с облегчением:
– Слава богу, а то я уже хотела осатанеть по-мексикански.
– Это как?
– А это как обычный скандал, только я перейду на испанский и буду называть тебя козлом, а ты не поймешь. Что-то заподозришь, конечно, но наверняка не узнаешь.
– Ага, – кивнул Джетро, переваривая услышанное. – Но тогда почему сатанеют по-мексикански, а не по-испански?
– Потому что мексиканский испанский сильно отличается от кастильского диалекта – ну, от «испанского» испанского, совсем как доминиканский испанский отличается от своих кубинской, венесуэльской и коста-риканской разновидностей. Испанский, на котором я буду тебя костерить, ежели явится такая необходимость, будет мексиканских корней.
– А, понял. В Теннесси мы тоже говорим по-своему, наши идиомы непонятны остальному англоязычному миру.
– Например? – оживилась я. Обожаю всякие игры слов.
– Например… – Джетро развернулся на сиденье, когда мы остановились на светофоре, и прошелся по мне взглядом. – Когда мама сердилась, она говорила: «Так, вот это уже маринует мои огурцы!»
Я усмехнулась:
– Правда?
Джетро кивнул:
– Клет иногда тоже выдает эту фразу.
Я начала смеяться.
– Да, это в его стиле. Моей новой целью в жизни будет задача заставить твоего брата произнести эти слова.
– Клет сколотил музыкальную группу, в которой сам играет на банджо, и сейчас они ищут вокалиста. Недавно он сказал о парне, который пытался с ними выступать: «Ему не медведь на ухо наступил, а слон потоптался».
– А вот это прекрасно переведется на любой язык. Довольно зло, но метко.
– Да, ему на язык лучше не попадать, – отозвался Джетро, глядя на дорогу, и свернул влево. – Клет по натуре не добрячок.
Пристально разглядывая профиль Джетро, я обдумывала его слова. Клет не казался мне злым. Хитроумным и странным – да. Злым? Нет.
– Он не показался мне злым.
Джетро покосился на меня:
– Это ты с ним не росла. В детстве он был тот еще фрукт – в школе доводил других учеников до слез. – Подумав, Джетро добавил: – Учителя от него тоже плакали.
