Наутро меня разбудила неестественная тишина. Раскаленный воздух пронизывало статическое электричество. Я лежал и прислушивался: ни стрекота манящих крабов, ни извечного шелеста пальмовых листьев на ветру – лишь женское дыхание под боком, легкое, размеренное… Я осторожно поцеловал Шерри в щеку и сумел, не разбудив, высвободить из-под нее затекшую руку. Она хвасталась, что всегда обходится без подушки, заявляла с постным видом, что спать на подушке вредно для спины, но это не мешало ей укладывать голову на любой удобный элемент моей анатомии.

Я не спеша выбрался из пещеры, массируя руку, чтобы в ней поскорее оживилась кровь, а пока удостаивал возлиянием любимую пальму, хорошенько рассмотрел небо.

Рассвет был тусклый из-за темной дымки, погасившей звезды. Воздух – душный, горячий, не тревожимый ветром – тяжело опустился к земле. Кожу пощипывало атмосферное электричество.

Когда я вернулся, Чабби возрождал костер: раздувал огонь и подкармливал его хворостинками. Он поднял глаза и подтвердил мой диагноз:

– Погода меняется.

– В какую сторону, Чабби?

– Барометр упал, двадцать восемь и две, – пожал он плечами. – К полудню узнаем. – И продолжил возиться с костром.

Погода действовала и на Шерри. Виски ее покрылись испариной, и она капризно порыкивала на меня, пока я менял ей повязку, но несколькими минутами позже подошла, когда я одевался, и прижалась щекой к моей обнаженной спине.

– Прости, Гарри, просто сегодня так сыро и душно… – Она провела губами по моей спине и коснулась языком толстого рельефного шрама, что остался на память о пулевом ранении. – Простишь?

Тем утром мы с Чабби погрузились в заводь в одиннадцать часов. Провели под водой тридцать восемь минут, не обнаружив ничего существенного, и тут я услышал, как по воде расходится металлическое «дзынь-дзынь-дзынь». Замер, прислушался и заметил, что Чабби тоже застыл на месте. Снова прозвучал тройной «дзынь»: Анджело вооружился трехфутовой железкой, до половины погрузил ее в воду и теперь выстукивал тревожный сигнал молотком из набора инструментов.

Я показал Чабби раскрытую ладонь: «Сматываемся!» – и мы тут же начали подъем к поверхности.

– Что такое, Анджело? – раздраженно спросил я, забираясь в вельбот, и вместо ответа он указал за излом рифового хребта.

Я стащил с лица маску, проморгался и сфокусировал взгляд, привыкший к тесным горизонтам подводного мира.

Низкая и черная на фоне океана, тонкая полоса, словно шаловливый бог провел угольную линию вдоль горизонта. У меня на глазах она увеличивалась в размерах, ширилась, пожирая голубизну неба, вздымалась из моря и становилась все чернее.

Чабби тихо присвистнул и покачал головой:

– «Леди Синтия» к нам идет, дружище. И, как вижу, сильно торопится.

Со сверхъестественной скоростью темный фронт разрастался, затягивая небо погребальным занавесом. А когда Чабби на полной скорости рванул к лагуне, солнце скрылось за надвигающимися тучами.

Шерри села рядом, помогла мне стащить мокрый неопреновый костюм.

– Что это, Гарри? – спросила она.

– «Леди Синтия», – объяснил я, – циклон, погубивший «Утреннюю зарю». Снова вышла на охоту.

Анджело раздал извлеченные из форпика спасательные жилеты. Надев их, мы сели рядышком и смотрели, как циклон во всем его пугающем великолепии одерживает верх над солнцем, а небо из высокого ясно-голубого купола превращается в приземистый серый навес из стремительных косматых туч.

Мы мчались вперед, опережая грозовой фронт, вырвались из лагуны и устремились по внутренним водам к пещерному убежищу. Все взгляды были устремлены в сторону «Леди Синтии», и сердца трепетали от осознания человеческой хрупкости перед неумолимостью природы.

Когда входили в бухту, нас догнали грозовые тучи. Мы тут же оказались в сумеречном мире, и этот мир напитывало предчувствие бури. Тучи влекли за собой полосу влажного воздуха: тут же похолодало, и мы задрожали, а потом налетел пронизывающий ветер, и атмосфера наполнилась водно-песчаной смесью.

– Моторы! – крикнул мне Чабби, едва нос вельбота коснулся берега. В пару новеньких «эвинрудов» он вбухал половину своих накоплений, и я понимал его тревогу.

– Заберем с собой.

– А вельбот? – не унимался Чабби.

– Утопи. Пусть на дне полежит: тут твердый песок.

Пока мы с Чабби занимались моторами, Анджело и Шерри затянули брезентом открытую палубу, чтобы защитить снаряжение, а самый ценный груз – акваланги и водонепроницаемые ящики с инструментами и аптечкой – закрепили нейлоновыми линями.

Потом мы с Чабби выволокли тяжелые «эвинруды» на песок. Анджело позволил ветру унести вельбот от берега, после чего вытащил дренажные пробки, и лодку тут же заполнил океан, вздыбленные ветром крутые волны захлестнули вельбот, и он пошел ко дну, где переждет бурю под защитой двадцати футов воды.

Анджело вернулся к берегу размеренным брассом, то и дело ныряя в волну. К тому времени мы с Шерри добрались до первой пальмовой линии.

Согнувшись под тяжестью мотора, я бросил взгляд на берег: Чабби тяжело брел за нами с таким же мертвым металлическим грузом на спине, и взбитая ветром пелерина белого песка доходила ему до пояса. Анджело вышел из воды и пустился вдогонку.

Они были уже близко, когда мы вошли в пальмовую рощу. Если я надеялся найти здесь укрытие, то умным меня точно не назовешь: ощутимый дискомфорт пребывания на открытом пространстве сменился реальной и смертоносной опасностью.

От ураганного ветра пальмы как будто взбесились: их трепало так, что в роще стоял уже не шум, а оглушительный рев. Грациозные стволы плетьми рассекали воздух, порывы ветра стряхивали листья, и те гротескными птицами уносились в песчано-водную пелену.

Мы рванули гуськом по едва заметной тропинке: впереди Шерри, прикрывая голову обеими руками, а следом я, впервые признательный за ту скудную защиту, что обеспечивал мне большой белый мотор на спине. Все мы сейчас были беззащитны перед двойной угрозой, потому что ветер срывал с высоких пальм не только листья, но и каменно-твердые орехи, и те падали с пятидесятифутовой высоты – крупные, как пушечные ядра, и почти такие же опасные, – бомбардируя тропинку, по которой лежал наш путь, один угодил в мотор, и я едва не упал, а второй шлепнулся рядом, отскочил от земли и ударил Шерри в голень – уже вполсилы, но все равно сбил ее с ног. Шерри покатилась по песку, словно газель, поймавшая пулю из мощной винтовки, а когда встала, я увидел, что она хромает – но все равно продолжила забег под смертоносным градом кокосовых орехов.

Мы почти уже добрались до подножия холмов, когда натиск ветра усилился. Я слышал, как он все пронзительнее и злее завывает над головой, диким зверем продираясь сквозь верхушки деревьев.

Когда он швырнул в нас очередную пригоршню песка, я глянул