тем, что ее дочь встречается с неподходящими парнями, или уверенной, что семья и дети гораздо важнее карьеры. И, конечно, некоторые ее ценности Мэгги все-таки переняла. Подобно родителям, она пила редко, избегала даже легких наркотиков, исправно оплачивала счета, высоко ставила честность и порядочность, была законопослушной. Однако в церковь она больше не ходила – ее посещения закончились в возрасте чуть за двадцать, вместе с утратой веры. Вернее, немало было утрачено и помимо веры, что привело к ее спонтанному переезду в Нью-Йорк и целой веренице отвратительных отношений, если вообще можно назвать отношениями кратковременные связи.

А что касается ее отца…

Мэгги порой терялась в догадках, известно ли ей, что он за человек. При необходимости она сказала бы, что он продукт другой эпохи, когда мужчины работали, кормили свои семьи, ходили в церковь и понимали, что сетовать бессмысленно. Но его сдержанность и немногословность с тех пор, как он ушел на пенсию, сменились почти полным нежеланием вести какие бы то ни было разговоры. Он часами пропадал один в гараже, даже когда Мэгги приезжала в гости, и довольствовался тем, что за ужином жена говорила за него.

Так или иначе, разговор состоялся, до Рождества о нем можно было не думать, и Мэгги вдруг поняла, как она боится следующего звонка. Мама наверняка потребует, чтобы Мэгги вернулась в Сиэтл и, добиваясь своего, прибегнет ко всем видам оружия, построенного на чувстве вины, какие только есть в ее распоряжении. Разговор получится не из легких.

Отгоняя эти мысли, Мэгги попыталась сосредоточиться на настоящем. Она заметила, что боль усиливается, и задумалась, не отправить ли Марку сообщение и не отменить ли встречу. Морщась, она добрела до ванной и достала флакон с обезболивающим, вспоминая слова доктора Бродиган о том, что при чрезмерном употреблении оно вызывает зависимость. Надо же было сболтнуть такую глупость. Какая ей теперь разница, даже если она подсядет на обезболивающее, как на наркотик? И потом, чрезмерное употребление – это сколько? Собственные внутренности казались ей утыканными острыми иголками, даже легчайшего прикосновения к спине хватало, чтобы от боли из глаз сыпались искры.

Она проглотила две таблетки, подумала и добавила третью на всякий случай. И решила посмотреть, как будет чувствовать себя через полчаса, а уж потом примет окончательное решение насчет сегодняшней прогулки, села на диван и стала ждать, когда подействуют таблетки. Ей уже казалось, что они не подействуют вообще, как вдруг, словно по волшебству, боль начала слабеть. А когда подошло время выходить из дома, Мэгги словно плыла по волнам хорошего самочувствия и оптимизма. Если уж на то пошло, она сможет посмотреть, как катается на коньках Марк, а подышать свежим воздухом в любом случае неплохо, ведь так?

Она поймала такси, чтобы добраться до галереи, и еще издалека увидела стоящего у дверей Марка. В руках он держал купленный навынос стакан, наверняка с ее любимым смузи, и завидев ее, замахал и расплылся в широкой улыбке. И несмотря на свое состояние, Мэгги заключила, что приняла верное решение.

* * *

– Как думаете, удастся нам покататься? – спросила Мэгги, когда они прибыли в Рокфеллеровский центр и увидели целую толпу, заполнившую каток. – Мне даже в голову не приходило, что билеты надо бронировать заранее.

– Я звонил сюда сегодня утром, – успокоил ее Марк. – Все улажено.

Марк нашел ей место, чтобы она могла присесть на время ожидания в очереди, и Мэгги сидела, потягивая смузи и думая, что третья таблетка достигла цели. Правда, чувствовала она себя теперь не бурлящей энтузиазмом, а будто немного оглушенной, но боль утихла до почти терпимого уровня. Более того, впервые за время, казавшееся немыслимо долгим, она перестала мерзнуть. И хотя видела пар своего дыхания, наконец-то ее не трясло и пальцы не ныли от холода.

И смузи глотать было легко, что тоже радовало. Она понимала, что у нее каждая калория на счету, каждая из них ей жизненно необходима – ирония судьбы, да и только. Ей всю жизнь приходилось следить за питанием и каждый раз стонать в отчаянии, глядя, как стрелка весов показывает прибавление. Однако теперь, когда калории ей действительно требовались, переваривать и усваивать их оказалось почти невозможно. В последнее время вставать на весы она боялась, не желая видеть, как сильно исхудала. Порой ей мерещилось, что под ее одеждой остались лишь кости.

Но довольно хандры и уныния: загипнотизированная движением толпы на льду, она не сразу услышала, как звякнул телефон в кармане. Спохватившись, она достала его и увидела сообщение от Марка: он уже возвращался, чтобы довести ее до катка и помочь с коньками.

В прошлом услышав такое предложение помощи, она сгорела бы от унижения. Но теперь сомневалась, что сумеет сама хотя бы надеть коньки. Подойдя к ней, Марк предложил ей руку, и вдвоем они медленно спустились по ступенькам туда, где посетители переобувались, прежде чем выйти на лед.

Несмотря на его поддержку, Мэгги казалось, что достаточно ветру дунуть посильнее, и он собьет ее с ног.

* * *

– Хотите, теперь я буду держать вас за руку? – спросил Марк. – Или попробуете проехаться самостоятельно?

– Не вздумайте меня отпустить, – сквозь стиснутые зубы отозвалась Мэгги.

От адреналина, усиленного страхом, у нее в голове прояснилось, и она решила, что катание на коньках лучше выглядит в виде идеи, чем на практике. Попытки удержаться в вертикальном положении на двух узких лезвиях, стоя на сплошном скользком льду, да еще в ее состоянии, – не лучшая затея. И даже, скорее всего, просто-напросто дурацкая.

Но все же…

Марк позаботился, чтобы происходящее было максимально легким и безопасным. Он катился спиной вперед, крепко держа ее за бедра. Оба держались возле самого борта катка и двигались медленно, а мимо проносились остальные посетители, от миниатюрных старушек до двухгодовалых малышей, и все до единого выглядели веселыми и беззаботными. Но благодаря помощи Марка Мэгги, по крайней мере, передвигалась плавно. Неподалеку оказалось несколько человек, которые, подобно ей, никогда прежде не вставали на коньки: они судорожно хватались за бортик и еле переставляли ноги, то и дело разъезжающиеся в непредсказуемых направлениях.

Прямо впереди Мэгги увидела такой случай.

– Падать мне совсем не хочется.

– Вы не упадете, – заверил Марк, не сводя глаз с ее коньков. – Я вас держу.

– Вы же не видите, куда едете сами, – возразила она.

– А я пользуюсь периферическим зрением, – объяснил он. – Только дайте мне знать, если кто-нибудь упадет прямо перед нами.

– Сколько у нас есть времени?

– Тридцать минут.

– Вряд ли я столько продержусь.

– Мы остановимся, стоит вам только захотеть.

– Я совсем забыла дать вам свою кредитку. Вы ведь заплатили за билеты?

– Это мой подарок. А теперь – хватит разговоров, попробуйте получить удовольствие.

– Ничего себе удовольствие! Если каждую секунду боишься упасть.

– Вы не упадете, – повторил он. – Я