Шрифт:
Закладка:
– Время десерта, ваша светлость? – спросил господин Грин, невозмутимо наблюдавший всю сцену со своего места.
Мастер поднял на него хмурый взгляд:
– Хинина[30], и быстро. Сегодняшний ужин для барона окончен, ему нужен отдых.
Господин Грин вопросительно посмотрел на хозяйку, и та чуть приметно кивнула:
– Помоги Эшесу отвести его светлость в покои и принеси все что нужно.
Глава 22. О заманчивых предложениях и страшных сказках перед сном
Когда они вышли, баронесса повернулась к Твиле и улыбнулась:
– Не стоит так волноваться, это не первый его приступ. Поверь, со стороны это выглядит куда хуже, чем есть на самом деле.
– Он очень страдает?
– Да, – кивнула баронесса, – но физическая боль играет здесь наименьшую роль.
– А помочь ему никак нельзя?
– Зачем? – удивилась та. – Это происходит, потому что так положено. Это не зависит ни от тебя, ни от меня, ни от кого другого. Каждому назначен его собственный путь, который он должен пройти до конца. Никто не в силах пройти его за тебя.
«В чем же тогда смысл быть бароном, если ты точно так же подвержен болезням, несчастьям и страданиям, которые не в силах облегчить?» – подумала Твила.
Баронесса сверкнула на нее глазами и расположилась рядом с камином в огромном кресле, обтянутом золотым бархатом. Она склонила голову сначала к одному плечу, потом к другому, раздумывая над чем-то, и внезапно спросила:
– Скажи, а ты бы хотела жить в этом доме?
Твила растерялась:
– В таком же особняке, как ваш? Я… я не знаю.
Когда человек голоден, он не представляет себе изысканных яств и деликатесов. Все его помыслы сосредоточены на куске хлеба, а единственное желание – чтобы хлеба было побольше. Точно так и для Твилы преумножение богатства выражалось скорее в расширении коттеджа мастера, может, пристройке к нему пары новых этажей, но никак не в переезде в роскошный особняк. Осознать такое сразу было сложно.
– Разве я сказала «в таком же»? Я спросила, хочешь ли ты жить в этом доме? Только представь: каждый день просыпаться на гладких, как лепесток маргаритки, простынях, есть с золотых тарелок и поступать, как тебе вздумается, ни о чем не заботясь… ну, почти ни о чем. И тебе больше не придется истирать пальцы о нитки, а под боком всегда будут слуги, готовые исполнить любое твое желание, еще прежде чем оно сорвется с твоих губ… А Грин… такие, как он, дорогого стоят! Ты знаешь, что ради меня он готов на все? По одному моему слову он, не задумываясь, сунет руку в огонь – свою или чужую, это уже неважно. Он будет предан тебе так, как ни одна мать не лелеет свое дитя… Почему ты еще сомневаешься? Может, дело в Эшесе, ты не хочешь оставлять его? Так он будет жить здесь вместе с тобой…
Твила завороженно слушала.
– Но… это невозможно, – прошептала она, а сама вдруг представила, как спускается по парадной лестнице к поджидающей ее внизу Эмеральде Бэж.
Чинно поздоровавшись, передает готовую вышивку господину Грину, тот в свою очередь протягивает ее Габриэлле, а она – своей хозяйке. Эмеральда восторженно охает, ахает, гладит мягкую, как перышко новорожденного ангела, ткань и любуется золотистыми переливами ниток. А мастер в этот момент принимает пациентов прямо в трапезной, ворчливо швыряя замызганный инструмент в серебряное блюдо и веля одному из лакеев покрепче держать больного, чтоб не вырывался…
– Невозможно? Кто тебе это сказал?
Твила растерялась.
– Не знаю… люди…
– Запомни, Твила, «невозможно» – это любимая отговорка тех, кто боится, что у тебя получится то, на что у них не хватает духа. Разве есть на свете человек, который решает, чему быть, а чему нет? Кому ведомо, на что ты способна и какая судьба тебе уготована? Даже я этого не знаю…
Голова у Твилы пошла кругом, в горле пересохло.
– Жить здесь с мастером? – недоверчиво переспросила она.
– Да, – вкрадчиво прошептала баронесса и подалась вперед. – Вообрази: точно так, как мы с бароном. Сперва я хотела пригласить сюда только Эшеса. Он упрямый, но рано или поздно мне бы это удалось, дело оставалось за малым. А потом в Пустоши появилась ты… Я не могла поверить своим глазам! Ты просто пришла сюда… просто пришла, – задумчиво повторила она, будто удивляясь собственным словам. – И можешь уйти в любой момент, когда захочешь. С твоей помощью задача существенно облегчится, теперь я это вижу…
– А как же барон?
– А что барон?
– Разве он не будет возражать? И как же вы сами?
Баронесса снова откинулась в кресле и хмыкнула.
– Знаешь, даже такие, как я, иногда устают от всего этого, – она обвела рукой богато убранную залу. – И от всех благ мира нужна передышка.
– Хотите сказать, что устали быть богатой?
– А что есть богатство? – пожала плечами баронесса. – Так люди называют то, чего у них нет. Именно поэтому нет истинно богатых людей: добившись желаемого, они теряют к этому интерес и начинают вожделеть чего-то другого – того, чего у них нет, и готовы поступиться очень многим ради никчемной призрачной цели. Это одна из самых подлых шуток Великого Шутника. – Она возвела очи к потолку, недобро усмехнулась и снова перевела взгляд на Твилу. – Вечная неудовлетворенность. Нередко вся жизнь проходит в бесплодных попытках догнать этот фантом. Поверь, никто не видел больше последствий сей тщетной погони, чем я.
Несмотря на расслабленную позу собеседницы, Твила почувствовала, как напряженно та ожидает ответа, и ей стало неуютно.
– Я, я не знаю… я должна спросить у мастера. Вы ведь знаете, что он ценит совсем другие вещи. Его не интересует достаток.
Баронесса усмехнулась.
– Как не знать! Эшес, такой правильный и совестливый… А ты ведь его боготворишь, правда? Почитаешь за образец? Интересно, каков же был тот, другой, что разница так велика? Видимо, Эшес на его фоне просто сияющий праведник… мне уже любопытно с ним познакомиться! – Ноздри баронессы затрепетали, а Твила так крепко вцепилась в подол, что едва не порвала его. Заметив это, баронесса улыбнулась. – Ну-ну, не стоит так волноваться. Это будет нашим маленьким секретом. Спроси любого: я прекрасно умею их хранить.
Она неожиданно поднялась со своего места и подошла к
