Шрифт:
Закладка:
— Они — наш резерв,— говорил командир.— Используйте их квартиры, место работы, профессию для борьбы с врагом.
Такими были супруги Савостенок — родственники Марии Анатольевны. Они часто давали приют Шведову и его товарищам, делились с ними последним куском хлеба.
Евгений Андреевич Савостенок весною на городском рынке попал в облаву. Пойманных привезли на биржу труда и стали распределять: молодых в Германию, тех, кто постарше, —в Мариуполь на восстановление завода. Евгения Андреевича увидел знакомый сотрудник биржи и освободил, но посоветовал немедленно устраиваться на работу. Пришлось поступать в слесарную мастерскую, открытую немцами на уцелевшем этаже сгоревшего здания заводского фабзауча.
Однажды во дворе мастерской оказался огромный автобус: у него поломались рессоры. Рабочие узнали, что он набит обмундированием и галетами.
— Давайте раскулачим ночью,— предложил Савостенок двум слесарям.
Те согласились. Спрятались в кочегарке и просидели до полуночи. Евгений Андреевич подготовленным ключом легко открыл дверцу...
Когда Шведов увидел в его доме немецкую шинель, спросил:
— А обмундирования у тебя нет?
— Сколько нужно?
— Сколько не жалко.
И тот отдал ему три френча и три пары брюк. В них переодевались подпольщики, когда ходили на операции. По просьбе командира Евгений Андреевич отремонтировал ручной пулемет и наган.
Александр Антонович навестил Кихтенко, тот уже включился в работу и вовлек в нее своего напарника Михаила Погомия.
Александр Данилович носил на рукаве красную повязку с надписью «цугфюрер» — главный кондуктор пассажирского поезда. Не снимал повязку и после работы. Недавно во время облавы на базаре увидел парнишку, который заскочил за будку и что-то подсунул под нее. Кихтенко узнал в нем соседа, подошел и сказал:
— Иди рядом, выручу.
Дорогу им преградил полицай.
— А ну, поворачивай,— загремел он.
Кихтенко смерил его с ног до головы презрительным взглядом и сурово спросил:
— Ослеп, что ли? Читай!
Он поднес к лицу полицая руку с повязкой. Тот по слогам прочел:
— Цуг-фю-рер.
— Понял? От фюрера. Вот документ,— сказал сердито Александр Данилович, вытащил удостоверение и повертел перед носом опешившего полицая.— А это мой человек.
Во время поездок на Ясиноватую Кихтенко и Пого-мий присматривались к вражеским солдатам, особенно к итальянцам и румынам. Удрученные и угрюмые ехали они на фронт. А тут немцы запретили пускать их в помещение вокзала. Союзники возмущались, кричали, ругались.
— Ну и дурни,— сказал Александр Данилович, толкая локтем Погомия.— Повернули бы назад.
Он подошел к пожилому итальянцу, взял у него котелок и принес воды. Тот обрадовался, похлопал русского по плечу.
— Камрад, шпашиб,— сказал, схватил за руку Ких-тенко и потащил к молодому парню, говорившему по-русски.
— Мой товарищ просит передать вам благодарность,— сказал солдат.— Также просит поговорить с ним один на один с помощью меня.
Они отошли в сторонку. Пожилой положил на землю ранец, вытащил пистолет, быстро заговорил.
— Анжей может продать пистолет,— перевел молодой.— Немного — буханка хлеба.
Кихтенко растерялся. Конечно, пистолет нужен, но где взять хлеб? Показал сто рублей и спросил:
— Может, продашь?
Солдат махнул рукой и отдал пистолет.
С тех пор Кихтенко стал носить в своем сундучке хлеб. В поездке подсаживался к итальянцу или румыну, заводил разговор. Расставались довольные: кондуктор с винтовкой или пистолетом, а солдат с хлебом или деньгами.
В боях под Сталинградом немецких союзников охватил страх. Сначала дезертировали одиночки, а в июле-августе уже целые группы солдат.
Кихтенко и Погомий сопровождали очередной состав из Ясиноватой на Бальфуровку. Остановились на станции Сталино-вест. На перроне появилась группа итальянцев и румын с винтовками. Их сопровождали два немецких конвоира и офицер. Лейтенант подошел к кондуктору и, показывая на солдат, сказал:
— Их нужно посадить в вагон. Дизинтирен.
— На что они мне? — ответил Александр Данилович.— Насобирали больных — ведите в больницу.
Но офицер настаивал на своем. Оказалось, что это дезертиры, а не дизентерийные, как понял Кихтенко. Их всех выловили в Ясиноватой. Состав прибыл на станцию Сталино-штадт, находившуюся у оперного театра. Дезертиров высадили и погнали в гестапо. Кихтенко зашел в вагон и увидел винтовки.
Немец был уверен, что местные жители к оружию не прикоснутся — за него расстреливали.
Пока ехали до Бальфуровки, Кихтенко сложил винтовки под сиденьем и прикрыл тряпкой.
— Что будем с ними делать? — спросил он Погомия.
— На кой дьявол они? Возьмешь — а тебя к стенке,— отозвался Погомий.
— А ты бери умно...
— Ну, если так.
Достали одеяло и завернули в него восемь винтовок... Старались идти по темным закоулкам. Неожиданно возле клуба «Металлург» из-за угла вышли два немца.
— Патруль,— едва успел прошептать Кихтенко. Бежать поздно. Быстро опустили груз на землю. Выручить могло только спокойствие.
— Папир! — потребовал немец.
Пока он, присветив фонариком, рассматривал удостоверение Погомия, Кихтенко достал свое.
— О, цугфюрер! — воскликнул патрульный.— Гут. Немцы пошли дальше. У Кихтенко на глаза стекали капельки пота. Он вытер лоб рукавом куртки. Молча наклонился к винтовкам.
Об оружии доложил Шведову, тот поблагодарил и спросил:
— А денег у тебя нет, Данилыч?
— Много?
— Тысяч пятьдесят нужно. Для листовок.
— Могу предложить только десять.
— И за это спасибо.
Вскоре Александр Антонович пригласил Кихтенко на совещание. Собралось человек десять. Вел совещание Шведов. Обсуждали, как добывать оружие и доставать деньги.
Кихтенко стал полноправным членом подпольной организации. Не беда, что он не