Василий Григорьевич прекрасно понимал, что крупные шахты сразу не восстановить. Такая шахта потребует механизмов, специалистов, кадровых рабочих, а вывести ее из строя легче.

Он ездил с немцами на рудники и видел, как из-за поломок, технических неполадок останавливаются подъемы и насосы, и догадывался, что дело не в плохой технике, а в продуманных действиях неизвестных рабо-чих. Наедине с самим собой Чумаков не раз сожалел, что не знает никого из тех, кто трудится на шахтах и совершает умелые диверсии. Он мог подсказать им, как еще более тоньше саботировать работу. Своими мыслями и последними новостями Чумаков делился с Юнисовым.

— Народ протестует,— сказал профессор при очередной встрече с экспедитором.— Я бы сформулировал так: сопротивление, активное и пассивное, одиночек и групп становится массовым. Даже то немногое, что известно мне, заставляет сделать такой вывод. И это в наших архитрудных условиях, при дикой жестокости врага. Немцы, например, хотели пустить ЗуГРЭС. А что вышло? Инженеры спроектировали плотину так, что весной талые воды смыли ее. Вы думаете, технически неграмотные люди делали? Специально неправильно замок придумали. А шахта «София» в Макеевке, а тринадцатая? Что там — случайно моторы выходят из строя? А листовки, которые все чаще и чаще появляются в городе? А воздухосборный бак на заводе? Я ведь многого не знаю. Но скажу — немцев такая обстановка пугает. И хотя они опьянены успехом на фронте, но оборудование для по-лучения бензола из угля завозят тайком. Мне сообщил под секретом Кокс. Они думают обнести забором одну из шахт. Но, во-первых, необходимо сначала добыть высококачественный уголь, а во-вторых... Знаете что? Я вам сообщу, где будут устанавливать оборудование. Надеюсь, это мне станет известно.

— Секретно ведь,— напомнил Халит.

— Не считайте меня простачком. Я дал понять Коксу, что заинтересован в части прибылей. Спросил у него, кто будет руководить установкой — сами немцы или привлекут бельгийцев и французов? Они хорошие специалисты по этой части. Знаете, что ответил Кокс? Французы и бельгийцы не весьма энергичны. О, это говорит о многом! — воскликнул Чумаков.— Похоже на сопротивление немцам. Вы понимаете?

Может быть, оккупанты готовились установить аппаратуру для получения бензола на шахте № 13, потому что настоятельно требовали ее пуска. Однако ствол вновь и вновь затапливало водой. Из строя выходили подшипники подъема, новых не было, и слесари, в их числе Принцевский, объясняли загорания их износом. А если бы и поставили агрегат для получения жидкого топлива, можно было не сомневаться в его недолгом существовании.

Патриоты продолжали свои смертельно опасные дела, и агенты СД выискивали подозрительных лиц. В Сталине приезжала зондеркоманда для проведения облав и расправы над населением.

Обер-фельдфебель Роттер Вильгельм Моренц, командир зондеркоманды батальона особого назначения 18-й пехотной дивизии, доносил своему шефу майору Дой-черу: «Первая облава проводилась в ночь с 20 на 21 июня 42 года под руководством командира роты обер-лейте-нанта Герца. В результате облавы моей командой было арестовано более 100 человек, расстреляно 17 перед догмами, в которых их задержали. После облавы на шахте № 1 были повешены 7 человек и спустя некоторое время — еще 2. После повешения солдаты сняли с трупов обувь и одежду. Кроме этого, по приказу из гестапо мною было получено 25 человек из концлагеря Сталино для расстрела. Перед вызовом из лагеря арестованных раздели до нижнего белья и разули. Посадили на грузовик и вывезли за город, где на берегу большого пруда расстреляли. Трупы бросили в пруд. Нижнее белье не снимали, так как оно намокнет и труп быстрее идет ко дну.

В этот же день вечером мною были получены из концлагеря еще 17 человек, которые были повешены солдатами моего взвода в городском парке. В то время мы повесили внутри лагеря еще б человек.

Вторая облава (с 22 на 23 июня) проводилась в направлении от шахты имени Калинина до центра города. Моя группа задержала 90 человек и расстреляла 16. Задержанных отправили в концлагерь. После облавы рас-стреляли внутри лагеря 11 человек. Трупы их были вывезены из лагеря и брошены в реку. Во время облавы, а также внутри лагеря расстреливались люди, подозреваемые в принадлежности к Коммунистической партии.

Третья облава (с 23 на 24 июня) была проведена внутри города и сопровождалась обысками домов. Моя команда действовала на нескольких улицах города. В результате задержали 60 человек и отправили в концлагерь. Трех человек, у которых обнаружили оружие, расстреляли перед их домами. После облавы я с группой солдат расстрелял в концлагере 4 человека и повесил 2.

Вторично моя команда была вызвана в Сталино в конце июля 42 года. Мой взвод прочесывал западную часть города. Мы задержали приблизительно 130 человек и расстреляли на улицах 11 человек. Задержанных отправили в концлагерь И там расстреляли 4 человека.

Через два месяца я в третий раз прибыл со своей командой в Сталино. Мы получили указание произвести прочистку привокзальной местности, так как там якобы появились партизаны. Прочесывание длилось 9 часов, было арестовано около 30 человек с последующим заключением в концлагерь. 3 человека расстреляны за попытку к бегству. После окончания операции мною были повешены в лагере 2 человека».

Кровавые дела палача были по заслугам оценены его идейными руководителями. Лично Гитлер наградил Моренца двумя железными крестами за успешное проведение карательных операций во Франции и в Одессе, за особые заслуги по борьбе с партизанами в Донбассе ему дали фашистскую медаль «За храбрость».  

Невидимый фронт

С фронта шли тревожные вести. Гитлеровская армия стояла у Волги, газеты напечатали снимок нацистского флага на какой-то горной вершине Кавказа. «Донецкий вестник» сообщал об успехах Германии. Он заявлял от имени горожан, что они, мол, приветствовали крах Coветов и теперь вместе с немецкой администрацией успешно налаживают новую жизнь. Но тут же газета помешала объявление: «Партизаны появляются в самых разнообразных видах. Это саботажники, это распространители ложной секретной пропаганды, это шпионы, имеющие помощников в городах и деревнях. Они разузнают о вокзалах, опорных пунктах и административных помещениях. Каждый помогающий партизанам, дающий им информацию или укрывающий их сам является партизаном. Все равно, рано или поздно, будут открыты последние их убежища. Тяжкие наказания падут на партизан и их помощников — это будет, главным образом, смертная