– Ричард!

Он не обратил внимания на оклик отца.

Филип и Луи бросились за нашим господином. Следом вышли де Дрюн и Овейн. Я плелся последним, едва волоча ноги, так как хотел узнать, что будет дальше.

Уже подойдя к двери, я услышал голос Молодого Короля:

– Пошли меня в Лимузен, государь. Я исправлю все недоразумения. Мы с Джефри вернемся и приведем с собой баронов.

Генрих усталым голосом дал согласие.

Я собственным ушам не поверил. Намерения Молодого Короля были мне ясны, даже если его отец их не улавливал. Я поспешил к лестнице, что вела в замковый двор. Ричард был уже внизу и требовал коня.

Горя желанием поделиться тем, что подслушал, я сбежал по ступеням.

Когда я все рассказал, его долго сдерживаемый гнев вырвался наружу. Издав проклятье, от которого волосы вставали дыбом, он выхватил кинжал.

– Я насквозь вижу его умысел, проклятый он подлиза! – взревел он и развернулся, словно намеревался вернуться в большой зал. – Вместо того чтобы привести Джефри, он присоединится к нему.

Весьма вероятно, подумал я. По какой еще причине Молодой Король почти не выказывает стремления подавить мятеж, угрожающий короне? Ричард сделал еще несколько шагов к лестнице, и я открыл уже рот, желая позвать Филипа и других, чтобы мы могли оказать ему поддержку, когда он ворвется в зал.

– Войду туда вот так – и сам окажусь предателем. – Наполовину хохотнув, наполовину рыкнув, герцог вогнал клинок обратно в ножны. – Нет уж, пусть Хэл покажет себя предателем.

Со времени нашего отъезда из Мирбо времени для отдыха выдавалось мало. Приведенные Джефри из Бретани шайки наемников рассеялись по Пуату. Прикорнешь ночью, а поутру – на войну. Хотя оруженосцы, как правило, не сражаются, людей не хватало, и герцог задействовал нас наряду с рыцарями. Мне это было по нраву – и всем нам, кроме Хорька Джона, разумеется. К нам примкнул де Дрюн, а также Овейн, после того как принес клятву верности Ричарду. Рис тоже хотел участвовать, но я ему запретил. «Радуйся, что с нами, и охраняй лагерь», – сказал я ему. Он хмурился и точил нож, но не спорил.

Под водительством местных мы три раза напали на захватчиков за столько же дней, нанеся им немалый урон. Я и Филип сражались вместе, так как мы привыкли полагаться друг на друга. Джон де Мандевиль хорошо проявил себя. Луи в первой же стычке получил серьезную рану и с тех пор оставался в лагере. Хорек Джон не уклонялся от исполнения долга, но я никогда не видел, чтобы он обагрил меч, и засомневался в его храбрости. Де Дрюн был закаленным бойцом, но в тех первых схватках терялся на фоне Овейна, который дрался как одержимый. Или как человек, которому нужно показать, чего он стоит. И его замысел, рад заметить, сработал.

Нам было более чем по силам справиться с наемниками, привыкшими иметь дело с плохо вооруженными, запуганными крестьянами. Они стали отступать в сторону Бретани, но мы их не преследовали. Немногих пленных казнили по приказу герцога, из местных жителей собрали ополчение на случай дальнейших набегов. Мы не могли остаться и защищать эти земли – Аквитании грозила опасность со всех сторон. Приходили вести, что гасконские наемники, известные как рутье, стягиваются к Лиможу. В этом городе обосновался Джефри, там же Молодой Король присоединился к нему. Подозрения Ричарда подтвердились.

Делая остановки, занимавшие ровно столько времени, чтобы наполнить седельные мешки провизией, герцог вел нас на юго-восток. На этот раз Рис, поклявшийся, что сбежит, если я не дам ему разрешения, скакал вместе с нами.

Мне казалось, что во дворе замка Мирбо было холодно, но вскоре я убедился, что жестоко ошибался. В следующие двое суток я промерз до костей. Ноги окоченели настолько, что лишь стремена не давали мне выпасть из седла. Я держал поводья пальцами одной руки, а ладонь другой прятал под мышкой и, когда чувствовал, что больше не могу управлять Лиат-Маха, менял руки.

Сквозь ветер, лед и вьюгу ехали мы, полторы сотни всадников во главе с самим Ричардом. Лагерь не разбивали. Не останавливались на обед – ели на ходу из дорожных мешков. С того времени я терпеть не могу твердый сыр: мы питались почти им одним, наполовину промерзшим, вонявшим промасленной кожей. Совершая короткие привалы, чтобы покормить и напоить лошадей, а также немного поспать, мы двигались ровным аллюром, опасаясь загнать коней. Второй день выдался немного теплее, слава богу. Будь он таким же студеным, как первый, многие из нас, люди и животные, не избежали бы гибели.

Но мы и без того выбились из сил. Горбясь в седлах, с растрескавшимися губами, впавшими щеками, мы напоминали толпу оголодавших нищих. Будучи крупнее и выносливее большинства коней, Лиат-Маха переносил тяготы лучше их, но и он нуждался в отдыхе. Рис и его лошадь справились неплохо: она – благодаря легкому, как воробышек наезднику, он – с помощью двух плащей и седельной сумы, набитой неправедно добытыми припасами. Когда Рис угощал меня по пути краюхой хлеба или ломтем ветчины, я не спрашивал, откуда они взялись.

Вечер застал нас на привале в небольшом селении. До Лиможа оставалось примерно полдня пути на восток, через густой лес. Но мы не направлялись прямо в город. Благодаря монаху, посланному аббатом Святого Марциала, местного монастыря, известного своей преданностью Аквитании, мы узнали, что значительные силы рутье под началом виконта Эмара, того самого, что бунтовал в прошлом году, наступают на деревню Горра, не далее как в трех милях от нас. Как пояснил Ричард, они намеревались напасть на нее, разграбить церковь и сжечь деревню дотла. Звучало это ужасно и походило на то, что мне доводилось видеть в Пуату, но и рядом не стояло с той войной, которую я наблюдал в Ирландии.

Про врагов герцог в тот день больше не вспоминал – его заботили наши неотложные нужды. Заночевали мы в местной церквушке: священник и крестьяне, благодарные за защиту, радушно приютили нас. Наевшись вдоволь похлебки, угревшись под сухими одеялами, мы легли вплотную друг к другу и забылись мертвым сном.

Поднялись мы затемно, неплохо отдохнув и приободрившись. Все отстояли мессу. То была самая странная служба, какую мне доводилось видеть: голая церковь, наполненная десятками людей в доспехах. Внутри храма воняло по́том и немытыми телами, снаружи доносилось ржание наших коней. Давая под конец свое благословение, священник назвал нас ангелами спасения, которых ведет герцог, но послал Бог. Прогоняя и убивая рутье, мы прокладываем себе путь в Царствие Небесное, заверил он.

Подобные же речи звучали из