– Я хочу побыть рядом с новой мамой. Можно я останусь здесь?

– Нет, нельзя. Мы должны…

– Я приказываю, – Лисандра угрожающе опустила голову и нахмурилась в точности так, как это делал Нэйджел, когда сердился.

– Хорошо, госпожа, оставайтесь, – гувернантка одарила свою маленькую хозяйку многообещающим взглядом и повернулась к Норе: – Присмотри за леди Лисандрой. Головой за неё отвечаешь. А я пойду доложу лорду Кагоннару, что его внучка изволила капризничать.

Женщина надменно вздёрнула подбородок и выплыла из комнаты, оставив дверь открытой. Нора показала ей вслед язык и подмигнула девочке.

– Иди сюда. Где ты хочешь сидеть? Рядом с леди Мэй на постели или вон там на табурете?

– Я тебе не ты, я леди Лисандра Харагаран! – гордо заявила малышка.

– Простите, леди Лисандра, – опустила глаза Нора, не зная, как ей реагировать на поведение маленькой командирши.

Девочка с минуту, задрав нос, постояла возле виноватой служанки, а потом вздохнула и сама забралась на постель.

– Ладно, я разрешаю тебе называть меня просто Лис. Мне не нравится быть леди. Это ужасно скучно, но дедушка хочет, чтобы я вела себя как побода… подада…

– Подобает? – подсказала, улыбнувшись, Нора.

– Да, – снова вздохнула Лисандра. – А кто заколдовал мою новую маму? Я не знала, что у меня есть новая мама. И дедушка не знал. Мы ехали к папе, потому что папа соскучился и хотел меня видеть. А потом кто-то сказал дедушке, что папа женился на рионской леди. Я думала, рионская леди живёт теперь вместе с папой в его большом замке, а она почему-то здесь. А ты знаешь моего папу? Я его совсем не помню. Я давно уже живу у дедушки, потому что папе было грустно, когда умерла моя другая мама…

Мэй заметила, что от обилия льющейся нескончаемым потоком информации у Норы глаза начали сходиться к переносице. Девочка болтала и болтала без умолку, будто до этого молчала целый год. А может, так оно и было?

О лорде Диаскаргене в Иллиафии ходили разные слухи. Кто говорил, что он жесток и упивается собственной значимостью. Другие утверждали, что владения лорда в Хейнорме – обитель счастья, где даже слуги купаются в богатстве и души не чают в своём господине. Третьи болтали, что Кагоннар Диаскарген – затворник, отрекшийся от мира. И каждый был уверен в своей правоте, потому что никто не знал истинного положения дел. Мэй тоже не знала, и потому не бралась судить человека по слухам.

Единственное, что ей было известно об этой семье, это то, что лорд был против брака своей дочери с Хараганом и потому ни разу не приезжал в Латернон. Он даже не выделил ей сопровождение, отправив Мирану к мужу в обществе лишь одной служанки. Должно быть, Нэйджел знал о нём больше, раз доверил этому человеку свою кроху-дочурку.

Лисандра была чудом. Маленьким ярко сияющим солнышком, которое наполняло унылую комнату Мэй душевным теплом и светом. Она ехала к папе… Наивное, доверчивое дитя. Ей не сказали, что папа потерялся, хотя лорду Диаскаргену наверняка доложили и об этом тоже. Мэй улыбалась, глядя на малышку, и чувствовала, что сможет полюбить этот солнечный лучик независимо от того, сложится совместная жизнь у них с Нэйджелом или нет.

– А у нас в замке есть большая конюшня, – рассказывала тем временем девочке Нора. – Лорд Бавор очень любит лошадей, поэтому у нас их много-много. И маленькие жеребята тоже есть. Хочешь, я покажу тебе попозже?

– Дедушка не разрешит, – вздохнула Лисандра. – Это не для леди. А ваш лорд разрешает леди маме ходить в конюшню?

– Конечно, – уверенно кивнула горничная. – Леди Мэй проводит там…

– Лисандра Хараган! – грозная фигура Кагоннара Диаскаргена, казалось, закрыла весь дверной проём. – Как ты смеешь перечить моим приказам? Я тебе что велел?

Лицо малышки потускнело, погрустнело и стало несчастно-виноватым.

– Я только хотела… – начала она бубнить себе под нос, но её оправдательную речь прервал раздавшийся за окном резкий пронзительный звук, будто кто-то наступил на очень большого поросёнка. – Ой, что это?

Лисандра спрыгнула с кровати, подбежала к высокому подоконнику и вцепилась в него руками.

– Дедушка, смотри! Там дракон! Настоящий!

Нора выглянула в окно, ахнула и с посеревшим лицом опустилась обратно на табурет. Лорд Диаскарген в три больших шага пересёк комнату и остановился прямо за спиной Мэй, устремив свой взгляд поверх её незримой головы на то, что происходило на улице.

– Болван… – проскрежетал он, стиснув зубы.

Мэй казалось, что она чувствует исходящие от этого человека волны ярости. И страх Норы. И благоговейный восторг маленькой Лисандры… И всепоглощающую пустоту, которая заполняла её собственную душу.

«Нэйджела Харагана больше нет!» – слышалось Мэй в противном крике крылатого существа, что парило высоко в небе там, где за лесом высились остроконечные пики Таорнагских гор.

«Этого не может быть…» – беззвучно прошептали её губы.

Лисандра подпрыгнула, чтобы получше разглядеть дракона и толкнула маленький столик, где рядом с подсвечником лежал оставленный Йакара-сэ гобелен. Мэй опустила полный боли взгляд на полотно.

«Это больше не имеет никакого смысла… – с тоской подумала она, касаясь призрачными пальцами цветных нитей. – Я не уберегла тебя, Нэйджел Хараган…»

Как такое могло произойти? Когда этот человек успел вытеснить собой всё остальное, о чём сейчас ей следовало бы думать? Судьба обитателей Риона, жизнь лорда Бавора – всё казалось таким ненужным, таким пустым без него.

Дракон… Что теперь будет? Сколько человеческих жизней заберёт это существо, прежде чем найдётся тот, кто сможет его остановить? А если его убьют? Сальсирия погибнет. А зачем Мэй Сальсирия, если в ней больше нет Нэйджела? Зачем ей мир без него?

Мир вокруг и правда исчез. Отдав себя во власть пожирающей душу боли, Мэй не заметила, как оказалась в серой пустоте, где не было ничего, кроме неё, маленького столика с подсвечником и аккуратно свёрнутого гобелена, который излучал мягкое, едва заметное зеленовато-голубое сияние.

Нити под её рукой зашевелились, расползаясь в стороны, будто длинные черви. Они извивались, скручивались, переплетались между собой, заполняя всё пространство перед Мэй густой светящейся паутиной. Одни были тонкими и едва заметными, другие толстыми и пульсирующими, словно внутри них, гонимая ударами неведомого сердца, струилась жизнь.

Прошло немало времени, прежде чем движение прекратилось, но Мэй некуда было торопиться.