– А-а-ах!.. – раздалось совсем рядом, и Альма быстро обернулась на звук: что если госпожа, издавшая этот полувздох-полустон, находилась на грани обморока из-за духоты, и ей требовалась помощь?

Однако незнакомка, томно осевшая в объятия своего кавалера, не похоже, что лишилась чувств: хоть её глаза были страдальчески прикрыты, из-под опущенных ресниц виднелся оживлённый блеск.

Увы, кавалер незнакомки оказался единственным, кто всецело посвятил себя ей. Внимание остальных оставалось приковано к припозднившемуся гостю.

– Неужели это он?!

– Говорят, никогда прежде…

– …по личному поручению Его Величества…

– Ах, бросьте, Его Величеству он нужнее во дворце!

– Для своих лет удивительно бодр, не правда ли?

– Глядите-ка, отвернулся от герцога, да он и впрямь…

– Душа моя, заклинаю, представьте меня ему!

– И рад бы, да сам, к моему глубочайшему сожалению…

– …сегодня прямо вечер магии какой-то, ха-ха!

Альма не имела ни права, ни дерзости проложить себе путь поближе к тому месту, где происходило самое интересное. Судя по обрывкам разговоров… Да нет, не может быть. Или всё-таки может? Неужто ей улыбнулась величайшая удача – выпал шанс увидеть прославленного Ирртума Блеккингара, доверенное лицо короля, бессменного придворного мага, с которым, поговаривали, соперничал председатель клуба магов «Абельвиро» господин Уилкомби?

Впору было самой лишиться чувств – и отнюдь не притворно. Однако это значило бы пропустить пусть малую, но всё же часть удивительного события. Непозволительно!

Веер проворно затрепетал в руке Альмы, навевая прохладу и хоть как-то успокаивая.

На мгновение мелькнула по-детски непосредственная мысль встать на цыпочки или даже подпрыгнуть. Однако это уж совсем никуда не годилось бы. Оставалось лишь ждать.

Вдруг скопление людей перед Альмой пришло в движение – и расступилось. Открылся проход, по которому плавно и неотвратимо приближался таинственный гость. Один из важнейших людей королевства.

Вот только он не был человеком.

Альма увидела это столь же ясно, как видела собственные руки, облитые белизной перчаток и панически стиснувшие веер. Как носы своих туфель, выглядывавшие из-под лёгкого подола платья. Как узор начищенного до пронзительного блеска паркета.

Гость был очень похож на человека – причём на человека молодого, вопреки его полувековой службе при дворе. И не лишённого привлекательности. Однако в нём не было ничего человеческого. Его шаги были не просто тихи, они были абсолютно бесшумны. Его волосы серебрились не потому, что были седыми; а ещё они будто слегка колыхались от несуществующего ветра. Его глаза были неестественно зелёного цвета – какой можно увидеть в камне или в воде, но не в живом существе. Он даже глядел как-то иначе. И вдобавок с явной насмешкой.

Таким, как он, нельзя смотреть в лицо! Нельзя встречаться с ними взглядом!..

Воспоминания – ветхие предания, «бабушкины сказки» – вспыхнули на задворках сознания и тут же погасли. Всё равно было уже слишком поздно.

Или не слишком? Что если?..

– Госпожа Эшлинг, – раздался низкий голос герцога Флосортуса, подошедшего вместе с гостем, но оставшегося незамеченным при таком-то соседстве, – позвольте представить вам господина Ирртума Блеккингара, придворного мага, почтившего нас сегодня своим присутствием, за что мы ему несказанно благодарны. Господин Блеккингар, счастлив представить вам госпожу Альмагию Эшлинг, представляющую клуб магов «Абельвиро».

Альма вспыхнула. Клуб магов «Абельвиро» наверняка изрядно удивился бы, узнав, что она-де его представляет. Ещё сильнее он удивился бы её знакомству с господином Блеккингаром: клуб магов и господин придворный маг были не в ладах между собой – это все знали. Хоть и не все знали, почему.

Барон Гардфлод, господин Толмирос, герцог Утельяс, да на худой конец господин Просхарос – где же они? Они ведь имели гораздо большее отношение к клубу – почему бы господину придворному магу не познакомиться с кем-нибудь из них?

Фатамору. Он – фатамор.

Альма впервые осмелилась назвать его тем, кем он был. Пусть и не вслух, а лишь мысленно, но даже от этого по её коже, разгорячённой жаром бальной залы и весельем танцев, пробежал мороз.

– Рад знакомству с вами, госпожа Эшлинг, – в голос фатамора вплелись шелест ветра, шёпот волн. А сам фатамор непринуждённо поклонился. – Позвольте мне иметь честь пригласить вас на вальс.

Это сон. Просто дурной сон. Такого не может быть на самом деле. Сейчас Альма перевернётся с боку на бок, сладко потянется, прогоняя остатки дрёмы, откроет глаза – и увидит тот же балдахин, какой видела год от года, ту же комнату, и за окном будет привычный сад, а сама она будет в родных «Тёмных Тисах»…

Фатамор прямо перед ней никуда не исчезал, не развеивался ускользающей грёзой, а терпеливо ждал ответа.

Он был абсолютно невозможен, нереален – однако Альма видела его явственнее, чем кого-либо иного во всей зале. Каждую линию, каждую деталь. Его фрак оказался не тривиально тёмно-зелёным – он был подобен лесным мхам, блестевшим от капель росы. Тончайшее серебряное шитьё напоминало паутину. Перчатки своей белизной соперничали со снегом.

Белой была и его кожа, несмотря на недавно минувшее лето, редкостно солнечное, к удовольствию всех господ, любивших конные прогулки, речную греблю и прочие увеселения под открытым небом. Брови, ресницы – необычно густые и длинные – и те были светлее, чем у кого-либо; при взгляде на них отчего-то вспоминались иней и морозные узоры на окнах.

Глаза Альмы, и без того открытые, при виде фатамора будто открылись повторно, сильнее. Исчезла преграда, тончайшая вуаль, ничуть не ухудшавшая зрение, но мешавшая разглядеть вещи, которые были как бы не вполне здесь, не совсем на этом слое действительности.

Подобное уже случалось – вспышки прозрения, на мгновенье выхватывавшие нечто важное и в расплату причинявшие боль. Однако на сей раз никакой боли не было. И прозрение всё никак не прекращалось, длилось и длилось, будто замерло – либо поддерживалось, подпитывалось чем-то.

Или кем-то.

Фатаморы – мастера обмана, ткачи иллюзий. С чего бы этому фатамору как-либо помогать Альме видеть его? Знает ли он вообще, что его истинная сущность раскрыта, что кто-то в этой бальной зале видит вместо престарелого мудрого мага – не имевшего возраста колдовского притворщика? И что произойдёт, если он узнает?..

Фатамор деликатно кашлянул:

– Госпожа Эшлинг?..

Звуки и краски бала, оттеснённые изумлением на грани ужаса, возвратились, прямо-таки обрушились на Альму, так что она едва не пошатнулась от избытка ощущений.

Фатамор всё ещё ждал ответа на своё приглашение.

Ждали и окружающие – по крайней мере, те, кому посчастливилось оказаться достаточно близко, чтобы видеть и слышать происходящее, а не довольствоваться запаздывавшими пересказами.

Отказать этому кавалеру значило обесценить старания Милли, бросить тень на барона Гардфлода, подпортить репутацию клуба магов «Абельвиро» и не оставить камня на камне от собственной. И от репутации своей семьи.

Быть может, по здравом размышлении Альма сочла бы, что всё не так уж скверно. Пусть неписаные правила балов не поощряют отказы,