Шрифт:
Закладка:
– С удовольствием, – Альма склонила голову и подала руку фатамору.
И грянул вальс. Как будто распорядитель бала, оркестр, сама музыка только и ждали этого момента, как будто всё вело к нему, как будто весь бал был устроен ради него. Танец-головокружение подхватил и повлёк в водоворот.
Такого вальса Альма не слышала ни разу прежде, ни на одном из соседских танцевальных вечеров. Да помилуйте, были ли в окрестностях провинциального Грумблона такие оркестры?.. Пронзительные струнные объединялись с чарующими духовыми, разрушали однообразную симметрию обычных вальсов и образовывали прихотливый ритм. То бурное скерцо, то нежная лиричность…
Впрочем, будь дело лишь в музыке, её чарам ещё можно было бы противостоять. К сожалению, танец – это не только музыка и па. Господин Просхарос казался вполне хорошим партнёром, барон Гардфлод – превосходным; однако даже барон и впечатления от исполненного с ним полонеза теперь померкли. Легенды советовали остерегаться дурманящего взгляда фатаморов, лживых речей фатаморов – но лучше б они предупреждали об их танцах! Заключённая в ловушку рук фатамора, Альма будто вовсе не касалась пола, ступала прямо по воздуху, кружилась в вихрях. Она не ощущала ни жары, ни усталости, ни страха. Зато чувствовала то, чего никак не должна была чувствовать: свежесть рассветного луга, лёгкость подхваченной ветром пушинки, абсурдную радость. И наполнявшую её магию.
Словом, танец с фатамором был абсолютно ужасен.
И завершился он ужасно быстро: только что они кланялись друг другу в приветствии – и вот настало время поклонов на прощание.
Но прежде чем распрощаться, фатамор снова заговорил с Альмой – впервые с тех пор, как пригласил на вальс:
– Я счастлив нашей встрече, госпожа Эшлинг.
– Благодарю. Это знакомство – великая честь для меня, я рада была танцевать с вами, – страх вернулся и преумножился, Альма подбирала слова так осторожно, как только могла.
– Но не рады были меня увидеть? – он даже не пытался скрывать насмешливость. Он всё понял. Он заметил, что она заметила.
На такой вопрос не существовало хорошего ответа. Говорить с фатаморами опасно; лгать им – ещё опаснее.
– У вас чудесные глаза, – продолжил он как ни в чём не бывало. – Бьюсь об заклад, вы сами не знаете, насколько.
И вновь Альма промолчала. Хотя на сей раз сквозь страх пробился росток любопытства: а фатамор, получается, знал? Ему были известны причины вещих иллюзий и превращения карих глаз в серо-голубые? Фатаморы наловчились обманывать людское зрение; но что если им были ведомы и его тайны?
Держать лицо и не выдавать себя ни словом, ни взглядом, ни жестом становилось всё сложнее.
– …Зато, несомненно, знаете, что не обо всём увиденном стоит рассказывать, верно? – намёк был кристально прозрачен. И вот этот вопрос явственно требовал её отклика.
Альма каким-то неведомым чутьём поняла, что если ответит «да», то уже никому не сможет рассказать о том, что под личиной придворного мага Ирртума Блеккингара скрывается фатамор. Даже если захочет рассказать. Даже если попытается.
Фатаморам нельзя давать обещаний. Обещание свяжет неразрывными узами – и это способно привести к чему угодно. Наверняка ни к чему хорошему.
Вместо ответа Альма неопределённо пожала плечами.
Однако фатамора такое недосогласие устроило. Он не стал напирать или задавать новые вопросы. Он вообще умолк.
Она тоже не нарушала молчания до конца их пути.
Как полагается, кавалер сопроводил даму к тому месту, откуда её пригласил. После чего растворился в толпе.
– Моя дорогая! – Милли была тут как тут, схватила Альму под локоть и увлекла подальше от гущи событий, поближе к одной из ниш, украшенной диковинными папоротниками, привезёнными, должно быть, из тёплой Сидрии. – Кто бы мог подумать?! Он, здесь… И вы… Ах, ну что за счастливица!
Альма едва не вытаращилась на Милли, как выловленная рыба на рыбака: тупо пуча глаза и разевая рот. Но вовремя спохватилась: во-первых, это было бы попросту невежливо, а во-вторых… Со стороны многое выглядит иначе, чем в непосредственной близи. Милли не подозревала о коварстве «господина Блеккингара». И не в силах Альмы было раскрыть подруге глаза на него.
– До сих пор не могу прийти в себя от удивления, – ответила она уклончиво, однако ничуть не погрешив против истины.
– Могу себе представить! Да солнечные затмения случаются чаще, чем господин Блеккингар выходит в свет! Но сегодня, видимо, и впрямь по всем меркам особый день… Расскажи же, каков он, на твой взгляд. О чём вы беседовали? Хотя что это я – наверняка о магии, верно? – Милли звонко рассмеялась.
Её смех был таким заразительным, а лучезарное настроение – таким согревающим, что невозможно было не улыбнуться в ответ. И пусть в ушах ещё звучали отзвуки чарующего вальса и насмешливо-опасных вопросов, а тело ещё помнило прикосновения нечеловеческих рук и обволакивавшей магии, Альма приготовилась удовлетворить любопытство подруги настолько, насколько могла.
– Ах вот где вы спрятали нашу милую госпожу Эшлинг! – господин Толмирос приблизился почти неслышно. Почти. Всё-таки его шаги были легки, но не бесшумны.
Он пребывал в таком же воодушевлении, как его невеста. И привёл с собой не только барона Гардфлода, но и с десяток незнакомок и незнакомцев – которые, по-видимому, хотели скорее стать знакомцами.
Новые представления, обмены любезностями, реверансы и поклоны. Знаки внимания со стороны даже хозяина и хозяйки бала. Полностью заполненная бальная книжечка. Загодя обещанная барону Гардфлоду мазурка. Ужин в сопровождении всё того же барона Гардфлода. Застольные разговоры со всеми, кто сидел достаточно близко, чтобы вовлекать её в беседу. Котильон с герцогом Утельясом…
И во всех разговорах, так или иначе, – господин придворный маг и магия. Магия и господин придворный маг. Изредка сугубо господин придворный маг без магии – но никогда не магия без господина придворного мага.
А его самого и след простыл. Он как сквозь землю провалился. Или был лишь миражом, обманом зрения…
Впрочем, он действительно был воплощённым обманом. Об этом нельзя было забывать.
Глава XXII,
в которой начинается новое расследование
Во всём виноват Фатамор! Это было ясно как день.
Не ясно было лишь, почему Альма сразу не догадалась. Почему не уличила его, едва увидев. Или хотя бы позже, кружась с ним в вальсе…
Ощущения всплыли в памяти и вытеснили доводы рассудка. Опять.
Если он хотел поразить её, ему это удалось. Если не хотел – всё равно удалось.
Одурманивающая магия? Очень хотелось верить, что вмешалось зловредное колдовство, что Альма после танца была сама не своя, потому что Фатамор зачаровал её.
Очень хотелось – но не очень моглось. Она ведь не увидела
