Мы ехали по оживлённым улицам, и я с удовольствием смотрела по сторонам. Тиждан отличался от прочих городов, в которых мне довелось побывать. Суета на мостовых здесь не походила на праздное шатание столичных жителей, на их вальяжные променады ради того, чтобы показать наряд или богатство, или и то и другое.

Тиждан был городом мастеров, его чистые улицы являлись воплощением заботы о собственном комфорте, серые однотипные домики украшались яркими надписями о наступлении того или иного праздника.

И хоть домишки даже в центре не имели излишней вычурной архитектуры, которой гордилась столица, они производили впечатление уютного мирка, где каждому отведено своё место, где нет бездельников или праздношатающихся граждан.

Символом Тиждана был раскидистый дуб с переплетающимися искривлёнными корнями. В воздухе, даже на окраинах, пахло специями, пряностями и разнотравьем.

— Свиные бобы используются как приворотное средство.

— Опять за своё? Ты только о любви и способна думать? Забудь! — шикнула Ванда. — Нету никаких приворотных средств, это всё яды, вызывающие иллюзии.

— Белена может язвы, насланные магией вылечить, если растолочь её и приложить как повязку на пару дней, — продолжила я, старательно вспоминая, что я читала об этом растении. Мощное, крайне опасное не только для клиента, но и для составителя зелий.

— А почему так называется, знаешь? Если скажешь, нет, то стукну ручкой веера по ветреной голове.

И в доказательство своих слов Ванда сложила веер так, чтобы при случае быстро и точно выполнить угрозу. Никогда раньше не видела, чтобы она пользовалась этим предметом, более подходящим знатным дамам, чем таким простым труженицам, как мы с ней. Но сейчас хозяйка оделась так, что я вполне могла сойти за её служанку.

Как выяснилось позже, так оно и было задумано. И открытую коляску Ванда наняла не просто так, чтоб с её природной бережливостью, граничащей со скупостью, вот так сорить деньгами ради чужого глаза? Нет, у хозяйки была вполне определённая цель.

— Отвечать будешь?

— Буду, — я была упрямой. Всегда такой славилась и неспроста. Сдаваться на полпути — не дождётесь, в начале — тем более. — Это любимое растение волшебницы Кирки, которая могла с его помощью превращать людей в свиней.

— Или внушать им мысль, что они ими стали, — миролюбиво добавила Ванда и усмехнулась. Я видела, что она мной вполне довольна. — Можно алхимов самой призывать, если знать, как с ним работать. И как принимать. А не так, как ты, эх, выпью половину настой, а там посмотрю, что будет.

Хозяйка подтрунивала надо мной всю дорогу, но зато я узнала, что алхимы, включая моего чудесного Ле Шатона, это чистая магическая энергия, принявшая по воле создателя определённую форму. И рано или поздно, они должны вернуться в энергетические воды всемирного магического океана, пронизывающего наш мир и поддерживающего в нём жизнь.

— То есть Ле Шатон просто исчезнет? — спросила я, чувствуя, как в горле собирается ком.

— Ничто не исчезает бесследно, но в общепринятом понятии, да, — кивнула хозяйка и тут же окрикнула возницу, который начал уже прислушиваться к нашему разговору.

Знатные дамы обычно о нарядах болтают, о магазинах, где они продаются, на крайний случай, распекают прислугу за нерадивость, но чтобы вот так разговаривать со служанкой о магии, да ещё проверять, запомнила ли девица травы и прочие пакости, которые приличной даме и знать не положено, это уже слишком.  Таких возить ни за какие сеуты не захочешь: навлекут порчу — и разоришься.

— Сворачивай в переулок и через три дома справа остановитесь. Вон у той крашенной двери, — рявкнула на него Ванда, не дав бедняге выразить праведный гнев.

Возница, мужчина средних лет, пожевал губы, хотел что-нибудь сказать, да и сплюнул на землю.

Что тут спорить, себе дороже!

— Разве мы не рынок едем? — забеспокоилась я. Ванде доверяла безоговорочно, но вся необычность этой ситуации начала вызывать смутную тревогу.

— На обратном пути заедем, а пока кое с кем переговорить надобно, ты сиди рядом и молчи. Спросят — ответишь.

— А что отвечать?

Хозяйка только усмехнулась:

— Что захочешь, воля твоя. А ты, милок, подожди нас, внакладе не останешься.

— У меня, госпожа, дела тут, далеко ездить, боюсь, туда-обратно, вовремя не обернусь, — мужичок как-то сник, начал мямлить и прятать глаза. Боялся Ванды, понял, что с нею лучше по-доброму, а как ноги утащить, да коляску с лошадью сберечь, не знал.

Наверное, проклинал тот час, когда согласился взять заказ, да чего уж теперь говорить!

— Посиди, отдохни и не спеши никуда, а то морок наведу, дорогу домой не найдёшь! — по-доброму, ласково, с улыбкой произнесла хозяйка, но зыркнула на возницу так, что тот только вздохнул и вжал голову в плечи.

Ванда кивнула мне и прогулочным шагом направилась к двери двухэтажного домика.

Обычно богатые предпочитали дома покрасивее да в хорошем месте, чтобы маленький садик был, забор кованный всем на зависть, а здесь не могли жить такие господа. Тогда зачем мы сюда приехали, разрядившись словно состоятельные госпожи?! Конечно, последнее больше относилось к Ванде.

Я хоть и оделась по её приказу в самое чистое и парадно-выходное, но всё равно выглядела достаточно скоромно. Видно, что барышня приличная, из образованных и с чистыми руками, не привыкшими к тяжёлому труду, но стеснённая в средствах. Обедневший знатный род, должно быть.

Эх, когда я разбогатею, а это обязательно случится, буду одеваться с шиком и роскошью, принятой в свете и полусвете! И шляпки носить стану дорогие, и перчатки им в тон. А пока не надо выпячивать то, чего нет, чтобы не привлекать различных господ. Ищущих содержанок или любовниц на краткий срок.

Ванда позвонила в дверь, и вскоре она отворилась.

— Скажи, милая, что к господину пришли, — и хозяйка протянула золочёную табличку, которыми обычно пользовались знатные господа и дамы, чтобы их имя и репутация бежали впереди них.

Только у Ванды-то такая откуда?! В Плауполисе её и так знали.

— Ничему не удивляйся, София, я буду говорить от твоего имени. Для твоего блага. А то, оставь тебя на произвол судьбы, натворишь дел.

— Я не глупая.

— Знаю, но неопытная и доверчивая. Даже если ты считаешь иначе, — отрезала хозяйка со вздохом, и молоденькая горничная в белом переднике пригласила нас в гостиную.

Мне сразу бросилось в глаза белоснежное пианино. Оно было наскоро поставлено в комнату, видно, что его купили совсем недавно, ничья рука ещё не открывала крышку и не дотрагивалась до его клавиш.

— Нравится, госпожа? — услышала я позади приятный мужской голос. — Это куплено для вас и будет вскорости доставлено в Нортингс.