Напиток мало того что обжигал язык и нёбо, так ещё и горчил, словно хинная трава, а пах как прокисшее молоко. Давно прокисшее.

— Не тошнит? — участливо поинтересовался Кестер над самый моим ухом и аккуратно поправил подушку под спиной.

Надо же, клянусь, он надо мной издевается!

Я прислушивалась к звукам вокруг, но все они доносились с улицы, а в комнате, где мы находились, было светло и тихо.

— Где я?

— У меня. Снова. Здесь твоё место, София, просто ты никак этого не хочешь признать.

И снова к губам поднесли горький напиток. Я смогла сделать лишь пару глотков, и в горле сделалось так гадко, что сдержаться не было сил.

— Вот, правильно, пусть излишки магии выйдут. Не знал, что ты такая жадина, София.

Рука Кестера соскользнула по моей щеке и придержала растрёпанные волосы, чтобы я не запачкала их содержимом желудка. Судя по звукам, меня вывернуло в пустое ведро.

— Что со мной?

— Слишком много магии забрала, твой объём чуть не лопнул, но скоро придёшь в норму. Обещаю.

Последнее слово он произнёс шёпотом, и я почувствовала, как наши губы соприкоснулись. Всего на миг, и снова между нами возникла пустота.

Но я потянулась ему навстречу.

Чувствовала себя маленькой и слабой, совсем как в детстве, когда болела и получала к обеду блюдце малинового варенья. Я ела его чайной ложечкой, не наполняя её даже на треть, чтобы растянуть удовольствие. А если зажмуриться, то удавалось представить, что я сижу дома. В настоящем доме среди любящих родителей.

И не надо будет возвращаться к серой униформе и застиранному перештопанному постельному белью. Вот и сейчас мне не хотелось снова становиться сильной, побуду слепой и жалкой, может, удастся что выспросить.

На самом деле, я хотела просто поговорить по душам, никуда не торопясь.

— Я не могу открыть глаза.

— Это скоро пройдёт, отдыхай. Мне нравится видеть тебя такой, — и он снова дотронулся губами до моей руки.

— Какой? Слабой и безвольной?

— Ты себе льстишь, дорогая, — губы Кестера скользнули по предплечью вверх. Медленно, я ощущала их прикосновение и вздрагивала, а сердце замирало от предвкушения развязки.

Мне хотелось обнять его за шею и сказать, что пока я вот такая, он может делать со мной всё что угодно. Позже всегда можно сделать вид, что я не понимала, что говорю.

И вообще, он мной нагло и беспардонно воспользовался.

— Ты никогда не была ни той ни другой, — ответил он и накрыл ладонью мои глаза.

Я снова погрузилась во тьму, а когда очнулась, то находилась в своей комнате, а за окнами шумел белый день.

— Выспалась? Быстро он тебя вернул, — произнесла Ванда, помешивая травяной настой. — На, выпей, это зверобой. Быстрее в себя придёшь.

Я с благодарностью приняла чашку из рук хозяйки и спросила о том, сколько я проспала.

— Пару часов, не больше.

— А где Ле Шатон? — спросила я, предчувствуя недоброе.

Я оглянулась, но львёнка нигде не было видно, обычно он всегда скачет поблизости.

Ванда молчала и ухмылялась, от этого тревога только усилилась, и я рывком, откинув одеяло, поднялась на ноги.

Против ожиданий, сил у меня было хоть отбавляй. Дайте разъярённого быка да поставьте на моём пути, я его одной рукой, не прикасаясь, смету. Или он меня.

Сила бурлила во мне, золотистым огнём бежала по венам, оставляя сияние на коже вместе тонких синих дорожек.

— Ишь как, заискрилась! — присвистнула Ванда, и я впервые за всё время нашей встречи услышала в её голосе восхищение. — Так и Магом станешь.

— Нет, не стану, это сейчас пройдёт. Кестер объяснил, что через несколько минут после пробуждения часть Силы уйдёт, потому что она не моя, а его, — я говорила быстро, тем временем заглядывая под кровать, даже кресла отодвинула.

— Где же он?!

— Я его выгнала пока, возмущался, стервец, да потом Рысь взял его за шкирку и в кладовой запер, чтобы он дал тебе отдохнуть, а не поминутно лез в лицо.

Резко распрямившись, я чуть не упала в только что поставленное на место кресло. Всё-таки Сила моя преувеличена.

— Выпустите его, пожалуйста!

Поняв, что Ле Шатон жив и здоров, и я не убила его своим неловким опытом, я разревелась, как ребёнок, потерявший на ярмарке мать. И теперь толпы чужих пальто и сюртуков лишали его последнего шанса найти родные руки, уткнуться в пахнущий сладостями и домашним уютом передник.

— Хорош сырость разводить! Эта зверушка того не стоит, — махнула в мою сторону Ванда, но отправилась освобождать пушистого и мохнатого пленника тёмного чулана.

Я же всё продолжала всхлипывать, прижимая руки к груди, уже и сама не зная, почему. Мне вдруг показалось, что вот сейчас всё настолько хорошо, что может измениться только к худшему. Да, с Кестером не всё гладко, но я ощущала, насколько мы становимся ближе друг к другу, а к большему оба пока не готовы.

Скоро он позовёт меня на разговор, будет убеждать в необходимости обмана господина из Нортингса, тогда я и скажу ему, что думаю и почему не могу поступить иначе. А пока…

Пока в комнату влетел Ле Шатон и, с разбегу запрыгнув мне на колени, принялся лизать лицо горячим шершавым языком.

— Хорошо, что ты здорова. Я вот тоже стал легче, посмотри насколько!

Мне пришлось взять алхима на руки и убедиться, что тот и вправду вернул себе вес двухмесячного котёнка.

— Верно, — улыбнулась я и чмокнула львёнка в розовый носик, на что тот сердито расфыркался, правда, с опозданием секунд на двадцать, позволив мне роскошь потискать его.

— Ну хватит, женщина, я не люблю, когда меня много трогают люди, вы нарушаете моё магическое поле.

Тут на помощь алхиму пришла Ванда, не забыв упомянуть о том, что от всяких сущностей можно нахвататься магических червей. Мол, потом их и дустом не вытравишь, и зверобой не поможет.

— Даже свиные бобы не сработают, — закончила она свои угрозы и многозначительно замолчала. А потом спохватилась и принялась искать нарядное платье.

Их у Ванды было три. В этот раз настала очередь фиолетового наряда, больше похожего на одеяние давшей обет целомудрия. Закрытые рукава, застёгнутое на все пуговицы до самого горла, моя хозяйка выглядела в нём строгой жёсткой, хоть и состоятельной дамой.

К такой просто так, без целования ручки, не подойдёшь.

— Свиные бобы всегда пригодятся, — заключила она и, подмигнув, показала на выход.

Мы снова отправлялись на рынок трав. На этот раз за крайне ядовитым растением, называемом в моих книгах, беленой.