американской зоне на том основании, что это ускорит коллапс, но, когда в декабре 1945 года Клей настоял на передаче контроля над этими службами немецкому управлению под надзором своего штаба, удаление прошло достаточно безболезненно. В британской зоне отдел продовольствия и сельского хозяйства добился большего успеха, убеждая начальство в том, что в условиях преобладающего дефицита нельзя рисковать, когда могут вспыхнуть разного рода неурядицы в связи с ликвидацией нацистской организации по сбору продовольствия (Reichsnahrstand), хотя иногда утверждалось, что недостаточность поставок от фермеров отражает ненадежность немецких чиновников, которым было поручено это задание. Вполне естественно, что специалисты союзников сопротивлялись денацификации во всей ее строгости, когда она, по сути, означала замену квалифицированных экспертов относительными новичками. И дело не в том, что нацистские чиновники сразу же обнажили собственные недостатки: офицеры союзных войск, которых почти научили распознавать дьявольские замыслы, были озадачены, встретив людей, очевидно, своего типа и происхождения.

Чтобы решить проблему с выявлением нацистов, союзники разработали персональный вопросник, или Fragebogen. Если в этом проявилась некоторая склонность к шутке, то вина заключалась не в самой идее как таковой, которая состояла в простом сборе доказательств для рассмотрения отдельных дел, а в невозможности сразу же, немедленно создать систему обработки этих документов. По уже описанным причинам, пребывание офицера военного правительства на одном месте в течение длительного времени было исключением, и новичкам зачастую было трудно узнать, что сделали их предшественники, не говоря уже о причинах их поступков. Поэтому немцы заполняли несколько Fragebogen и представляли их каждому новому начальнику в надежде, что таким образом найдут кого-то, кто их окончательно и по-настоящему оценит. Каждый раз, когда эти надежды не оправдывались, вера в систему союзников слабла. Но пока процедура не была установлена централизованно – что на практике означало четырехсторонние переговоры – и соответствующие инструкции не были переданы местным офицерам, они мало что могли поделать с Fragebogen, кроме как проконсультироваться со своими непосредственными коллегами из отделов общественной безопасности и контрразведки, чтобы решить, безопасно ли пока оставить человека на месте или назначить на какую-нибудь вакансию.

И офицеры, ответственные за ответы на вопросы, должны были делать это на основе весьма скудных доказательств. Сам Fragebogen оставлял множество лазеек для обмана; именно попытка закрыть их удлинила список вопросов до 133. Количество офицеров союзников, владеющих немецким языком и знакомых со страной, было недостаточным. Большинство из них приходилось привлекать на специальные работы, а вопросы денацификации, как правило, поручались людям, которые были обязаны своими должностями полицейскому опыту в Америке или Британском Содружестве. И если указания о том, кого убрать, не всегда были точными, то указаний о том, кого назначить вместо них, почти не существовало. Самым простым решением было прислушаться к советам немцев – но факторы, которые не позволяли союзному офицеру судить самому, также мешали ему решить, какой именно совет лучше принять. Неудивительно, что в таких условиях процветали небылицы, сплетни и интриги или что предпочтение отдавалось внушающему доверие временщику, респектабельному реакционеру или консерватору, который мог сойти за человека, далекого от политики.

В первые месяцы ситуация в русской зоне, похоже, не сильно отличалась, хотя существование и поощрение антифашистских комитетов должно было значительно упростить проблему получения советов от немцев. Ответственность за денацификацию в русской зоне была возложена на немцев в еще большей степени, чем в американской. Русские не стали без разбора назначать коммунистов на все важные посты, но были вполне готовы назначить и тех, кого, как можно было ожидать, считали буржуазными реакционерами. Они исходили из своей оценки шансов на то, что человек сделает то, что захотят они, и не оставляли сомнений в том, что произойдет, если он их подведет. Как сказал один русский немцу: «Поскольку на нас вряд ли окажут политическое влияние, мы используем мозги нацистов настолько, насколько это возможно. Для вас это совсем другое дело». Таким образом, они назначили Маркграфа начальником полиции в Берлине, Штейдля – в своем экономическом управлении, Бехлера – министром внутренних дел в Бранденбурге, Ландвера, который вел переговоры по многим нацистским торговым сделкам на Балканах, Ошеля, ведущего инженера-паровозостроителя Третьего рейха, и Огюстена, эксперта по танкам. Французы точно так же не доверяли всем немцам в принципе, но считали, что могут по знакомству определить тип людей, которые не подведут на работе при должном надзоре со стороны. Вследствие этого они были менее разборчивы в отношении нацистского прошлого у тех или иных немцев.

Намерение, однако, состояло в том, чтобы управлять Германией на четырехсторонней основе, и по этой причине требовалось выработать общую политику в отношении денацификации, равно как и в других вопросах. Первый шаг на пути к этому был, по сути, сделан в пунктах 3, 5 и 6 второго раздела Потсдамского соглашения, которые продолжали курс, намеченный директивой JCS № 1067. Далее необходимо было более детально и с учетом опыта разработать критерии ареста и увольнений. Это было сделано в Управлении внутренних дел и связи, и результатом стала директива Контрольного совета № 24 от 12 января 1946 года, которая представляла собой не более чем разновидность курса, уже проводившегося в американской и британской зонах. Она оставила без ответа вопрос о том, что в конечном итоге делать с теми, кто арестован или уволен. Четырехстороннее решение этой проблемы содержалось в Директиве № 38 от 12 октября 1946 года, которая опять же в значительной степени представляла курс, к которому уже склонялись американцы и британцы. Но пока она не появилась, нельзя было предпринять никаких окончательных действий по денацификации, так что создание необходимого механизма на первые восемнадцать месяцев оккупации фактически зависло. Тем более неудовлетворительным было то, что ни французы, ни русские не обратили пристального внимания на законодательство при его создании, хотя во время разработки, чтобы его ужесточить, они использовали свое влияние. Чтобы пойти им навстречу, британцам пришлось сделать существенные уступки, как объяснил Хайнд, когда результат критиковали в парламенте за неоправданную строгость:

«Мы составляем лишь четверть правительства Германии… Если мы хотим работать на демократической основе и не применять принцип вето в Совете, когда наши партнеры согласны с определенной политикой, весьма трудно, не осознавая всех последствий, занять такую позицию, которая подразумевала бы наложение вето на то, что может стать очень важным решением в глазах наших партнеров».

Решение, которое было фактически принято и проведено в американской зоне с такой тщательностью, которую вряд ли смогли бы превзойти сами немцы, заключалось в проверке практически всего взрослого населения с использованием новой анкеты из 133 вопросов под названием Meldebogen. Американские власти требовали, чтобы каждый человек старше