котором говорила Роина. Он был кое-как завален сухими ветками боярышника, но пробраться сквозь них не составляло труда. По-видимому, в таких вопросах на девочку можно было положиться.

Третья машина не спешила обогнать его. Когда их разделяло ярдов тридцать, она замедлила ход. Эндрю обернулся посмотреть, и яркий свет фар ударил ему прямо в глаза. Почему-то он сразу проникся уверенностью, что это гонится за ним тот неизвестный человек, который подглядывал у озера. Он крутил педали изо всех сил, но дорога пошла на подъем, и он чувствовал, что машина настигает его — вот она уже рядом.

И вдруг он услышал голос матери:

— Да остановись ты, глупый мальчишка!

Эндрю узнал машину — это был «санбим», принадлежащий полковнику Уиру. Он развернул велосипед, и фонарь осветил белое от ярости лицо матери в окне и серьезное, озабоченное — Годфри Уира. При виде их он мгновенно понял, что оправдываться не имеет смысла. Из уважения к себе он должен обиженно отмалчиваться.

Мать вышла из машины и стала рядом.

— Садись.

— А как же велосипед?

По другую сторону, неподалеку от дороги, стоял дом. Мать, взяв велосипед, направилась к нему. Эндрю примостился на откидном сиденье рядом с полковником Уиром, и тот, достав кисет, начал сосредоточенно возиться с трубкой. Они молчали в ожидании, пока мать Эндрю задаст тон и станет ясно, как вести себя дальше.

— Я сказала, что завтра кто-то из нас зайдет за ним. — Она уселась рядом с сыном и, когда он случайно задел ее, отшатнулась. — Не дотрагивайся до меня. Ты меня очень расстроил.

Он придвинулся ближе к мясистому, обтянутому серой фланелью бедру Годфри Уира. Оба знали, что, пока она не в духе, с нею разумнее не вступать в разговор.

Впрочем, его мать не умела долго хранить молчание. Они не проехали и мили, как она заговорила:

— Я звонила миссис Кэткарт, и она сказала, что Джерими с четырех часов дома. Я себя чувствовала страшно глупо.

И уже при въезде в поселок прибавила:

— Мне показалось, что она со мной крайне нелюбезна.

А когда они выходили из машины, она взяла его под руку.

— Не понимаю, зачем тебе дружить с этим мальчиком. Снобы они, и больше ничего, если хочешь знать мое мнение.

Эндрю высвободил руку, хотя сердце у него дрогнуло от жалости к ней. Что она понимает! Откуда ей знать, каких бесконечных ухищрений ему стоит заполучить хотя бы кого-нибудь себе в друзья! У них в школе достаточно точно умеют определить, на что ты вправе претендовать в борьбе за популярность. И то, что Джерими живет с ним по соседству, следовало расценивать как редкую удачу.

Он отказался от ужина и пошел наверх, к себе в спальню.

Спустя немного мать заиграла на пианино, потом включили радио: из Люксембурга передавали танцевальную музыку. Часов в десять Эндрю услышал, как «санбим» отъехал от дома. Он умирал с голоду, но сойти вниз значило признать себя побежденным, а его мать всегда умела обратить почетную капитуляцию в бесславное поражение. Он растянулся на кровати, твердо решив в наказание себе и ей не засыпать как можно дольше.

Дай бог, чтобы ее телефонный звонок не испортил его отношений с Джерими. Правда, он узнал от девочки про лаз в ограде, но без помощи Джерими не добыть ключа, открывающего доступ к лодке. Покуда удишь с берега, щука, схватив наживку, так и будет уходить в заросли кувшинок и обрывать лесу; с лодки есть надежда удержать ее на открытой воде. Джерими, можно сказать, обещал, что достанет ключ.

Прошел последний поезд, и на поселок спустилась тишина. За его чертою пролегли спящие поля, а в пяти милях, отрезанный от внешнего мира, раскинулся Брэксби-парк. Рисуя его себе, Эндрю видел над головой темноту особого оттенка — так коричневая старинная фотография отличается от обычной. На дне озера, шевеля грудными плавниками, чтобы не всплыть сквозь толщу воды, лежит огромная щука, и в челюсти у нее жгучим жалом засел крючок. Наверху, в доме, заснула девочка; может быть, сестра-австралийка дала ей на ночь полтаблетки снотворного, и Роина, открыв рот и выпростав из-под белого покрывала пухлые руки, спит крепким сном. Думая о ней, он сознавал, что побаивается ее и что этот страх ему приятен. Но сейчас она в неволе, ее стерегут сестра, дядя со странностями и сердитая старуха. Что это за человек стоял в сумерках на берегу озера? Лесничий, или садовник, или, может, дворецкий из дома наверху? В этом месте видения Эндрю переселились в сновидения, из которых стало ясно, что тот человек был Годфри Уир, а Роина и его мать — одно и то же, и он мчался сквозь кусты рододендронов, удирая от незримой австралийки, и намочил штаны, и все в школе глазели на него и твердили, что не желают с ним водиться.

6

Взяв по веслу, они гребли на открытую воду. Солнце стояло уже высоко, и свет его пробивался сквозь верхушки деревьев — скоро оно выкатится на чистый простор над озером. Эндрю знал, что они приехали слишком поздно и рыбалка, скорее всего, кончится неудачей. Он готовился к этому дню с вожделением, но забыл постучать на счастье по дереву.

Прошлый раз, после дня, проведенного на озере, он заснул не раздеваясь. Рано утром проснулся и, пока мать не позвала его завтракать, переоделся в пижаму. Она еще продолжала сердиться, но к ней вот-вот должен был явиться первый из трех учеников, и ей было не до него.

Прежде всего требовалось раздобыть немного денег. В гостиной маленькая ученица колотила по клавишам, играя гаммы; сумочка матери лежала на столике в узкой прихожей. Почти не касаясь ее, он выудил оттуда бумажку в десять шиллингов. Он решился на это первый раз в жизни и долго потом не мог успокоиться. Вероятно, мать и так дала бы ему на расходы сверх обычного, если б он попросил, — он украл, чтобы освободиться от повинности любить ее.

Десять шиллингов он истратил в местной мелочной лавке на проволочные поводки и тройники. Днем сходил за велосипедом в дом, стоящий у дороги на Брэксби-парк, а после удил пескарей в речушке у поселка. Поймал восемь штук. Два наутро уснули и всплыли белым брюшком вверх; остальные шевелились сейчас в жестянке из-под краски на дне лодки.

Теперь и весла тоже лежали в лодке. Якоря не было, но лодка и так не двигалась с места, ее держали кувшинки у открытой воды. В том, что они